Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

Мысли мои действительно были очень далеко, если они вообще были, потому что действия я совершал скорее на автомате, нежели обдуманно и чем-то руководствуясь. Неудивительно, что я заметил гостя не сразу, лишь когда он хрипло кашлянул.

— Матерь Божья, — вырвалось у меня, когда я поднял взгляд и увидел Наземникуса Флэтчера у прилавка.

Одеваться по магловской моде аферист не умел (честно говоря, с модой волшебников у него тоже были проблемы), поэтому в теплое время года часто щеголял в бархатном малиновом пиджаке с огромными золотыми пуговицами. Когда же зимний холод вынуждал спрятать излюбленный пиджак подальше в кишащий молью и боггартом шкаф, Флэтчер надевал шубу.

Глядя на старого коротышку в длинной, куда длиннее чем нужно, шубе, песцовой, явно женской, явно ворованной и явно из позапрошлого века, я не сдержал вымученный смешок.

— Ты украл у Риты шубу? — поинтересовался я.

Флэтчер, не поняв, что не так в его внешнем виде, прислонил трость с серебряной рукоятью (ну что за идиотская тяга к предметам роскоши) к прилавку, нагнулся ко мне, не замечая того, как на него пялятся маглы.

— Ты что делаешь, Поттер?

— Работаю. Хоть кто-то из нас должен иногда делать деньги.

— Я что тебе вчера сказал? — проскрипел Наземникус. — Нас пасут.

— Поэтому ты оделся как можно неприметнее? — не сдержался я.

Хотя Наземникус, кажется, не шутил.

— Поттер, за тобой следят, — прошептал он, окинув таким подозрительным взглядом немногочисленных посетителей магазина, словно каждый из них, включая младенца в голубой коляске, может оказаться потенциальным надзирателем наркокартеля.

— И что?

— Что? Сворачивай лавочку и сиди тихо!

При этом Флэтчер так гаркнул, что я вздрогнул от его резкого голоса.

— Все? — мирно спросил я. — Я польщен, что из своего гадюшника ты вылез, чтоб предупредить меня о мифической опасности.

— Идиот, — буркнул Наземникус, важно запахнув ворот шубы. — Чтоб я еще хоть когда-нибудь позаботился о тебе.

— Ты заботишься не обо мне, а о деньгах, которые я приношу.

Наземникус даже спорить не стал. И, подхватив тростью, направился к выходу, с поразительнейшей прытью для прихрамывающего старика.

— Кто это был? — поинтересовалась раскладывающая журналы девушка, второй продавец, не имеющий никакого отношения к незаконной торговле, которой занимался я.

— Местный сумасшедший, — пояснил я, ничуть не соврав в какой-то степени.

***

— Господи-Боже, когда же это закончится, ёб твою мать, нахуй я вообще поступил, у кого можно купить диплом…

— Луи, ты совсем меня не слушаешь?

Луи, лихорадочно листая толстый конспект, изредка стряхивая с него пепел, сыпавшийся с тлеющей у него во рту сигареты, встрепенулся и перевел на меня полный неземных мучений взгляд.

Глядя на эту жертву грядущих экзаменов, я в очередной раз понял, что слава Богу, что не довелось мне учиться у маглов.

— Не слушаю, — подтвердил Луи, едва ли не слезу из глаза пустив, при виде схемы строения человеческой кости. — Мог бы и посочувствовать мне. Я же твой брат.

— Похуй, ты двоюродный, — напомнил я. — Отвлекись, иначе я расскажу Доминик, чем ты зарабатываешь на жизнь.

— И чем же я зарабатываю на жизнь?

— Проституцией.

Луи захлопнул конспект и нехотя на меня уставился.

— Когда у тебя заканчивается смена? — поинтересовался я.

— Через два часа почти. Даже меньше, — произнес Луи нехотя. — А что ты хотел?

Я прислонился к кирпичной стене и, проклиная громкую музыку, сотрясающую ночной клуб и территорию в радиусе километра, вздохнул.

— Хотел выпить, — признался я, тоже закурив. Почему все жители квартиры на Шафтсбери-авеню курят?

Кузен меня чуть конспектом не треснул. Я посмел его отвлекать по такой идиотской прихоти!

— С каких пор тебе нужен собутыльник? — усмехнулся Луи, застегнув куртку на голой груди.

— С недавних.

Луи внимательно на меня посмотрел.

— Тоска по Малфою?

— Вроде того.

Немного помолчали, словно заранее договорившись.

— Скажи мне, мечта незамужних сорокалетних кошатниц, — протянул я. — Есть у вас там кто-то пьяный?

— Пьяный? В клубе на задворках Лондона? Нет, Ал, откуда? — издевательски протянул Луи. — Насколько пьяный?

— Настолько, что не заметит, если я вдруг солью с него или нее литра полтора крови.

Луи неопределенно пожал плечами.

— В подворотне у заднего входа десяток найдешь, — бросил он. — Только не до летального исхода, Ал.

Я затушил сигарету и кивнул.

Луи скептично смотрел мне в след, пока я не завернул в подворотню, где, как оказалось, людей не было. Пришлось ждать, пока кто-нибудь не выйдет из черного хода подышать морозным воздухом.

Запах стоял ужасный — рядом мусорные баки и невесть как и зачем лежавший на асфальте дряхлый матрас. Нетерпеливо пристукивая пальцами по изрисованной граффити стене, я принялся ждать.

Удача улыбнулась спустя минут двадцать. Крепкий вышибала почти что вышвырнул на улицу то ли пьяную, то ли находящуюся под чем-то девушку, едва переставляющей ноги.

Такое неожиданное везение, что мне на секунду даже показалось, что это Луи, сжалившись, запустил в нее Оглушающее заклятие, или подлил чего-то в коктейль.

Упав прямо в мои объятия, девушка слабо приоткрыла глаза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза