Читаем Ученик афериста (СИ) полностью

Почувствовав, что она стоять не может, я прижал ее спиной к стене и крепко сжал за плечи.

Но не успел я почувствовать на губах солоноватую кровь, как меня ослепил яркий свет фар и в ту же секунду полицейская машина громко притормозила в метре от меня, причем настолько резко, что на мгновение показалось, что сейчас меня просто-напросто собьют.

Только я хотел было трансгрессировать и нарушить в очередной раз законы магического мира, как могучая фигура знакомого мне полицейского вылезла из машины и я, нехотя, поднял руки вверх.

Моя пьяная жертва рухнула на землю.

— Попался, маньяк! — прогудел полицейский, настолько толстый, что заслонил собою половину машины. — Руки вверх!

— Да уже, — закатил глаза я. — Привет, дядя Дадли.

О, святой отец, сейчас я расскажу вам о своем очередном странном родственнике — троюродном дяде Дадли.

В последний раз я видел его будучи еще десятилетним, но уже тогда зарекся не появляться в доме дядюшки, на его улице и вообще не вспоминать о нем и его невротичной тощей супруге, которая постоянно что-то готовила, что стало основной причиной веса под девяносто килограмм его младшей двенадцатилетней дочери.

Работал дядя Дадли доблестным полицейским, занимаясь бумажной работой (что это заставило его добровольно патрулировать улицы?) по той простой причине, что не существовало на случай опасной операции бронежилета дядиного размера. Хоть папа и клялся, что в моем возрасте дядя Дадли был ходячей грудой стальных мышц, усердно занимаясь боксом, верилось в это с трудом.

Почему же дядя Дадли не был моим любимым дядюшкой?

Так сходу даже не объяснить, это надо прочувствовать.

— Что-о-о? — вскинулся я, сидя уже на заднем сидении полицейской машины. — Я — сексуальный маньяк? Дядя Дадли, вы серьезно?

Дядя Дадли, пыхтя, рявкнул что-то своему напарнику и сел на водительское сидение. Машина жалобно скрипнула и, кажется, словно прижалась к асфальту.

— А как тебя еще назвать, паршивец? — прогудел дядя, с остервенением заводя машину. — Приличные молодые люди не шляются по таким гадюшникам. Помяни мое слово, Джеймс…

— Я Альбус.

Дядя выехал на шоссе и взглянул на меня в зеркало дальнего вида.

— Имя сменил что ли? Черт-те что!

— Я средний сын. Джеймс — старший.

Дядя Дадли, гаркнув на какую-то дамочку за рулем «Седана», фыркнул. Его одутловатое лицо раскраснелось от мороза и раздраженности.

— Плодитесь как кролики. Разбаловал тебя отец, это я тебе точно скажу. Учишься хоть?

— Да, — соврал я.

— Небось через пень-колоду! — негодовал дядя Дадли. — А как иначе, когда все время свободное девок в подворотнях щупаешь!

Нет, ну он серьезно?

— Да не щупал я никого!

— А то я не видел! — рявкнул дядя. — Лжешь полиции Лондона и не краснеешь.

— Кстати, полиция Лондона, а чего это вы лично улицы патрулируете? Джека Потрошителя лично ловите?

Дядя Дадли остановился на светофоре и явно обрадовался вопросу.

— Потому что ни черта наша правоохранительная система не работает! Жулики и наркоторговцы оцепили город, а у нас в участке, видите ли, работать без премий никто не хочет, позорные… так, ты мне зубы не заговаривай, паразит! Знаешь, куда я тебя везу?

— Судя по вашей решительности, не иначе как в Алькатрас, — закатил глаза я.

— Поостри мне там, — буркнул дядя Дадли. — Разбаловал тебя отец, ой разбаловал. Для таких паршивцев как ты один путь. Знаешь, какой?

— Военная школа. — Этот пунктик дядюшки я помнил.

— Военная школа! — кивнул дядя. — Там даже из таких как ты делают достойных граждан страны. Я говорил Гарри об этом, не раз говорил.

— Не сомневаюсь. Так куда везете? Мне уже звонить адвокату и паковать в дальнюю дорогу вазелин и сигареты? — хмыкнул я.

Дядя Дадли запыхтел от злости.

— Засранец избалованный. Никакого уважения. Домой тебя везу, лично в руки родителям. Учти, я молчать не буду, все им расскажу.

Я прислонился лбом к стеклу и, вполуха слушая недовольное бурчание дядюшки, думал о чем-то своем.

— Дядя Дадли, вы представляете, сколько от Лондона до Годриковой Впадины? — поинтересовался наконец я. — Я могу трансгре… перенестись, клянусь, сразу домой.

— Ага, щас, — выкрикнул дядя. — Черта с два я тебе поверю.

— Ну ладно. Ваш же бензин.

И снова прислонился к стеклу.

Ехали медленно. Блюститель правил, он же мой дядюшка, ездил по всем канонам дорожного движения, поэтому скорость была невысокой, останавливались на каждом светофоре, пару раз даже дядя тормозил у тротуара и выходил из машины, чтоб высказать воспитательный момент нарушителям порядка, которых замечал.

Таким образом, за последние десять минут нас в машине на заднем сидении было трое: я, девчонка с перегаром и чернокожий мужчина с разбитым носом.

— Их тоже в Годрикову впадину? Лично отцу в руки? — пересев на переднее сидение, спросил я.

— Поговори у меня там, засранец!

Вот мы почти доехали до Шафтсбери-авеню, так хотелось трасгресировать в квартиру, в тепло, подальше от дядюшки! Я еле поборол соблазн.

Мы снова подъехали к светофору и попали в небольшую пробку (самый центр, не удивительно). Дядя Дадли принялся читать мораль сидящей сзади девчонке.

Я, не в силах слушать это, уставился в окно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза