Ученик Хранителя Cнов

Потом он заговорил, не сводя глаз с извилистой улицы приморского города.

— Ты, наверное, видел ту фотографию в рамке… у нас в доме нет других фотографий.

— Да… там девушка, очень похожая на тебя.

— Её зовут Дана.

В голове у Эрни пронеслось карканье знакомого сиплого голоса: «Дана-порядок-Мистерпо!» Нетрудно было догадаться, кем приходилась Дане красивая женщина, обнимавшая ее на фото.

— Она живёт там? В этой стране с пальмами?

— Да. В стране с пальмами, морем, оранжевыми цветами, розовыми деревьями и темноволосыми бойкими людьми. Это Испания, Эрни.

— Они живут на этой улице?

— Нет. Но на этой улице немало милых магазинчиков, и они часто проходят здесь.

Эрни никогда не думал, что увидит Тома таким грустным. Он мог представить его уставшим, притворно-строгим или раздражённым, но не глубоко печальным и подавленным.

— Но… вы же видитесь?.. Хотя бы иногда?

— Иногда — да. Но чаще я просто смотрю в это большое окно.

Эрни не знал, что сказать, он просто продолжал сжимать похолодевшие пальцы Тома с шершавой кожей, обветрившейся на морозе.

— Как ты, наверное, успел заметить, я слишком люблю эксперименты. Однажды Далия сказала, что хочет «нормальной жизни» для себя и дочери. И ведь они имеют на это полное право, не так ли?

Последние слова Том произнёс совсем тихо, как будто надеясь, что это сделает грустную правду менее очевидной.

— Да, так. — Не смог не согласиться Эрни.

Ему было безумно жаль Тома, но он не знал, как подбодрить его. Он встал и налил по новой кружке чая для себя и Тома.

Глава 19. Потайная дверца и письмо для дедушки

Напившись чая, Том немного повеселел: он снова болтал ногой и барабанил по столу пальцами, продолжая рассказ.

— У Далии теперь собственная школа танцев. Ты не представляешь, как она танцует. Она даже меня научила, а раньше я двигался, как медведь.

Теперь Эрни понял, откуда у Тома такая осанка и пристрастие к каблукам.

— А Дана создаёт декорации для местного театра, у неё безупречное чувство красоты, она всегда была такая умница. Далия ужасно ей гордится.

Том ненадолго замолчал, пережёвывая очередное печенье, смоченное чаем.

— А как насчёт тебя, Эрни? Ты ещё не решил, чем хотел бы заниматься в жизни? Учитель труда считает, что в резьбе по дереву ты Огюст Роден. Так он мне и сказал.

Сердце Эрни сделало сальто. Он запустил руку под футболку и достал истончившийся, бледный и ломкий кусок пластика, всё это время служивший ему амулетом, надеждой, чем-то, связывавшим с самой сокровенной мечтой.

— Знаю, у меня здорово получается. Но это скорее хобби… Есть одна мечта… Однажды я… я услышал музыку и…

— О. Музыка — это чудесно, расскажи мне об этой музыке и своей мечте.

Эрни рассказал Тому всё. Ему казалось, что он полностью понимает его: видит его глазами, слышит его ушами, проживает его ощущения. Том действительно умел читать в сердцах людей, замечать и беречь всё чудесное, что есть в тех, кто рядом с ним, и даже в тех, кто далеко от него…

— Знаешь, у меня кое-что есть, что может тебе понравиться.

Том занырнул в нишу, звякнул какими-то ключами и исчез за шкафом. Эрни заглянул в нишу: Тома совсем не было видно.

Эрни обошёл громоздкий платяной шкаф. За шкафом в стене виднелся проём: низкий, в полный рост здесь прошел бы только годовалый ребёнок. Дверца в форме арки с древней-древней связкой ключей, торчавшей из неё, болталась туда-сюда, поскрипывая на грубых петлях. Пахло пылью и опилками.

Из проёма показалась голова Тома. Он выбирался из «потайной комнаты» на корточках. Приняв позу потягивающейся кошки, он что-то доставал оттуда. Раздался звук лопнувшей струны.

Наконец Том, и то, что он доставал, окончательно появились. Эрни широко раскрыл глаза: Том держал в руке точно такую же лютню, какую он на днях видел на картине и вырезал из дерева.

— Не имею ни малейшего понятия, как обращаться с ней, но учитель музыки наверняка подскажет что-нибудь. Это настоящая средневековая лютня. Давным-давно мне подарил её один из учеников, распродававший антиквариат, доставшийся ему по наследству. Если бы не твоя история, я даже и не вспомнил бы о ней. Тебе она интересна, или запихнуть её обратно?

— Она… она… потрясающая! Можно подержать?

Эрни осторожно провел пальцами по оставшимся в живых расстроенным струнам запылившейся лютни. Сейчас ему казалось, что в этих звуках больше магии, чем во всем, с чем ему довелось столкнуться в доме Тома.

— В понедельник покажу её учителю музыки, узнаю, где раздобыть струны и нуждается ли она в ремонте. А пока делай с ней всё, что хочешь, я буду там. — Том указывал на «хранилище».

Эрни сел в кресло, стараясь понять, как правильно держать лютню. Он пытался вспомнить, как это делал человек, изображённый на картине в кабинете музыки. Пальцы Эрни не были нежными, но прижимать струны к грифу так, чтобы звук был приятным, было трудно и больно: струны оставляли в подушечках пальцев глубокие борозды.