Ученый из Сиракуз

— Видишь ли, Гераклид, — сказал Архимед, усаживаясь в тени акации на ступеньку павильона, — под пользой для государства можно понимать усиление его армии и флота, увеличение казны, удачные завоевания. Но можно под этим словом подразумевать и благоденствие его граждан. Первое деспот осуществить в силах, второе — никогда. Если люди за правдивое слово без суда отправляются на казнь, если доносчика осыпают золотом, а простые граждане узнают об обжорстве и пьянстве правителя, какие моральные устои могут сохраниться в государстве? И вот опорой тирана становятся наемники, которые обращаются с гражданами как завоеватели с покоренным народом, и последние подонки из среды граждан, которые ради получения благ не пожалеют родного отца. Так государство, внешне укрепляясь и производя впечатление богатого и сильного, разрушается изнутри и в конце концов падает, как прогнивший ствол.

— Но ведь оно не рухнуло?

— Было к этому очень близко. Разве смог бы иначе Тимолеонт так легко захватить город и изгнать Диониссия Младшего? За тирана никто не желал воевать, и Тимолеонта встретили как освободителя. Он ведь и призван был изгнанными сиракузянами, попросившими помощи у Коринфа — родины наших предков. Но к этому времени государство пришло в полный упадок, и все завоевания Диониссия Старшего были уже утрачены. Если бы не Тимолеонт, Сиракузы попали бы под власть Карфагена. А этот замечательный человек, установив в Сиракузах правление выборного совета, добровольно сложил с себя полномочия, хотя обстоятельства позволили ему стать царем Сицилии. Но Диониссиево наследие оказалось слишком живучим. Вскоре власть захватил Агафокл, во многом походивший на первого Диониссия.

— Ты знаешь, я подумал, что Египет Птолемея очень похож на Сиракузы при Диониссии, как ты их описал, — сказал Гераклид. Он стоял перед учителем, покусывая сорванную травинку.

— Сходство большое, — согласился Архимед, — и так всюду, где властвует тирания. Но есть народ воинственный, практичный, легко перенимающий у других все полезное и при этом такой, что долг перед отечеством не кажется его сынам пустым звуком. И если наша земля будет так же щедро, как раньше, плодить тиранов, то нам нечего будет противопоставить ему.

— Ты говоришь о римлянах?

— Да.

Вскоре Гекатей с помощниками соорудили из толстых брусьев ящик с отверстиями под валы. Много раз его разбирали, ставили неподъемные бронзовые колеса, вновь собирали, запирая боковые стенки клиньями, проверяли зацепление и опять принимались подпиливать зубья. Через восемь дней после начала работы машина была готова. Это был ящик без крышки размером с сундук для одежды, с рукояткой на торцевой стенке. Внутри блестели зубья колес и витки бронзовой улитки. Архимед так и назвал свою готовую машину «глоскомейон» — ящик.

— Ну, Гераклид, посоветуй, что надо сделать, чтобы проверить, не сломаются ли зубья в тот момент, когда мы начнем тянуть корабль? — попросил Архимед, осматривая сооружение.

— Потащить что-нибудь подобное? — не очень уверенно предложил Гераклид.

— Здесь, в саду?

— Тогда не знаю.

— Смотри. — Архимед помахал концом каната, намотанного на барабан. — Это тот самый канат, один из шести, за которые тянули корабль. Заметь, при этой работе они порвались.

— Ты хочешь сказать, что если мы порвем канат машиной и она останется цела, то при работе и подавно выдержит?

— Попал. А ты думаешь, зачем я просил прислать мне кусок того каната?

Гекатей принес короткий брус, приложил его к стенке ящика напротив барабана и привязал к нему конец каната.

— Разреши, я покручу, — попросил он Архимеда, который покачивал ручку, проверяя легкость ее хода.

— Нет. Сперва пусть покрутит Гераклид, а потом я сам.

Гераклид начал крутить, но, хотя винт шел быстро, барабан поворачивался еле-еле. Он крутил и крутил, а канат, казалось, и не думал натягиваться. Но вот он начал напрягаться; Архимед отобрал у Гераклида рукоятку и стал крутить сам. Рама машины заскрипела, было видно, что Архимед крутит ручку с трудом. Неожиданно с громким треском канат лопнул, и брус, к которому был привязан его конец, шлепнулся на траву.

Все облегченно вздохнули.

— Ну друзья, — сказал Архимед, — колеса держат. Теперь осталось подготовить место около корабля и покрасить эту штуку в пристойный цвет. Кстати, Гераклид, не мог бы ты мне почитать книгу об измерении Земли, которую привез от Эратосфена? Ее мелкое письмо не для моих глаз, а я хотел бы познакомиться с нею до диспута.

ДИСПУТ

иерон распорядился устроить диспут в послеобеденное время в обсерватории в день, выбранный Бел-Шарру-Уцаром в согласии с положением звезд. Обсерватория располагалась в самой высокой и удаленной от моря части города — крепости Эвриал. Когда-то она стояла одиноко, охраняя подходы к Сиракузам с запада, но построенные Диониссием стены включили ее в систему городских укреплений, и теперь к ее башням подступали улицы и дома.