Ученый из Сиракуз

В конце ее Гераклид обнаружил заметки отца Архимеда Фидия. Затаив дыхание, он читал неразборчивые строки, написанные человеком, который дал учителю жизнь. Фидий сообщил, что ученик Евдокса Калипп уточнил его систему, добавив несколько сфер, причем общее их число достигло тридцати трех. Но Евдокс и Калипп рассматривали движение каждого светила независимо от других, и Аристотель, чтобы составить общую картину мира и закрепить оси сфер внутренних светил на сферах внешних, должен был ввести между ними еще двадцать две промежуточные «возвратные» сферы. «Таким образом, — заключал астроном, — всего в движении светил согласно Аристотелю участвуют пятьдесят пять вложенных друг в друга прозрачных сфер».

Гераклид отметил, что, по Евдоксу, радиус сфер не влияет на картину небесных движений и что его схема не дает возможности определить расстояния до светил.

— А я тебя знаю! — произнес у него над ухом звонкий голос. — Ты Гераклид из Афин, ученик Архимеда.

Гераклид поднял голову и увидел нарядную девочку-подростка, голубоглазую, с пышными каштановыми волосами, с милым капризным лицом.

— Я Гармония, — сообщила она, насладившись его недоумением.

— Дочь Андронадора! Когда я покидал Сиракузы, ты была еще совсем маленькой!

— А я сразу узнала тебя. Ты уезжал домой? Расскажи мне про афинский театр. Я увлекаюсь театром.

— Театр… — Гераклид несколько оторопел от неожиданности. — Наш театр, говорят, самый старый на свете. Но тот, который стоит сейчас, построил на месте старинного Ликург лет сто назад. Как тебе описать его? Он вообще похож на сиракузский. Ваш даже понаряднее…

Гармония не дала ему закончить.

— Когда вырасту, обязательно съезжу в Афины! — воскликнула она. — Так хочется посмотреть на место, где выступали Софокл и Эсхил, где ставил свои драмы Еврипид! Я обожаю Еврипида. Скажи, его любят у вас?

— Ну конечно. Мы прямо лопаемся от гордости, что все великие драматурги произошли из Афин, — засмеялся Гераклид.

— Нет никого, равного ему, — серьезно сказала Гармония, — ни из предшественников, ни из тех, что писали позже. Как ты считаешь?

— Готов согласиться, — ответил Гераклид, осваиваясь с манерой собеседницы вести разговор.

— А какую из его вещей ты больше всего любишь? — продолжала она свои вопросы.

— Пожалуй, «Электру».

— А я «Ифигению». Как бы я хотела стать мужчиной, чтобы хоть раз сыграть ее в театре!

Гармония приподнялась на носки, изображая котурны, прижала кулачки к груди, вскинула голову:

Я хрупкая, но рождена тобою…

О, не губи безвременно меня!

Глядеть на свет так сладко, и спускаться

В подземный мир так страшно — пощади!

— У тебя выходит не хуже, чем у трагика, — похвалил Гераклид и подумал, что Ифигения, верно, была ровесницей Гармонии.

— Я пропою тебе до конца, — предложила девушка, — а то Зоипп уехал в Леонтины, Прокл куда-то делся, а отец терпеть не может, когда я пою монологи. Ведь мы не в театре, и божество не рассердится.

Она исполнила один монолог Ифигении, потом второй, потом спела за Клитемнестру и, разойдясь, принялась представлять Агамемнона, Ахилла и даже вестника. Подошел Прокл и встал за креслом Гераклида. По глазам юной актрисы было видно, что вместо них двоих она видит амфитеатр, полный народа. Гераклид вспомнил Ксению и ее разговоры о том, что женщины способны на большее, чем им позволяет обычай.

_____

Подошла осень, наступила слякотная, промозглая зима. Гераклид закончил жизнеописание, доведя его до истории с передвижением корабля. Теперь большую часть времени он отдавал изучению астрономии, попутно читая диалоги Демокрита и Платона. Архимед не торопил его.

Учитель возился с расстановкой метательных машин на стенах, опытными стрельбами, определением расстояний до мест, куда долетали каменные ядра и тяжелые стрелы. Кроме забот о сиракузской крепости, Архимеда занимала постройка небесного глобуса. Давно уже был готов его каркас в виде переплетения медных кругов, но теперь, когда Архимед занялся внутренними механизмами, дело пошло медленнее. Гекатей выпиливал ажурные зубчатые колесики, спаивал какие-то трубки и оси. Архимед показал Гераклиду целую кучу замысловатых устройств, которые были испробованы, но оказались непригодными. Гераклид поражался терпению учителя и огорчался, что тот тратит время на пустяки.

Завернувшись в теплую хламиду, Гераклид сидел в ставшем ему привычным кресле под статуей Урании у того же необъятного сундука с научными трактатами. Разбираясь в темно написанном сочинении пифагорейца Филолая Терентского, жившего незадолго до Евдокса, он прислушивался, не стучат ли по переходу сандалии Гармонии. Она часто забегала сюда взять книгу и поболтать; его засыпала вопросами о звездах, а с Проклом серьезно рассуждала о происхождении богов.

Нередко в библиотеку заходил и Зоппп, бывали здесь Магон и Скопин, появлялся трагик Аристон со свитой поклонников. Но большинство читателей присылали за книгами слуг, и обычно в библиотеке было пусто.

«Сегодня не придет», — решил Гераклид, чтобы не отвлекаться, и углубился в рассуждения Филолая.