В торговом центре полным-полно народу и лотков. Нестерпимо хочется сбросить пиджак, жаль, что я не надела шорты и шлепанцы. Лотки выставлены в проходы, на них корзины с вертушками, пакеты со сладостями, горы арахиса. С перекладины свешивается отрез хлопка с отчетливо выделяющимися на синем фоне оранжевыми кругами. Сочетание ярчайших цветов режет глаза. Хозяин лотка напористо расхваливает свой товар. Я отворачиваюсь, в поле зрения слева мелькает радужная дуга. Мигрень набирает силу.
Я захожу в переполненную чайную, тянущуюся по фасаду торгового центра, сажусь за металлический столик в глубине зала и достаю из сумочки парацетамол. Проглатываю две таблетки, запивая их обжигающим чаем, который приносит хозяйка заведения. Она приваливается пышным бедром к краю столика.
— На отдых приехали?
Я киваю. Проще соврать.
— Стало быть, вам нравится у нас в стране? — Она вытирает ладони о передник и ждет моего ответа. Круглое лицо дышит добродушием. На миг меня охватывает желание сказать, что на ее родине мы потеряли сына и теперь все, чем она, возможно, гордится, — огромное небо, душевные люди, кипучая суета улиц — поблекло для нас, подернулось пылью. И что я, клянусь Богом, хотела бы, чтобы ноги нашей не было тут никогда. Но вместо этого я глотаю крепкий чай и надеюсь, что женщина уйдет.
— Вы здесь счастливы? — не унимается она.
В памяти на краткий миг вспыхивают моя протянутая ладонь, по краям просвеченная солнцем, и шелковистая мягкость младенческих волос Сэма на кончиках моих пальцев. Потом и то и другое исчезает, и я осознаю, что просто не могу вспомнить, каково это — быть счастливой. Один из посетителей стучит по прилавку, громко требуя прохладительного. Хозяйка чайной еще мгновение смотрит на меня, а потом спешит прочь.
Я оставляю чай недопитым и выхожу на улицу, но идти мне некуда. И некого навестить. Друзей у меня здесь нет. Я не могу рисковать, зайдя в еще одно кафе, или вернуться в отель, чтобы весь день просидеть у бассейна, репетируя интервью для прессы, которое, я уверена, не принесет никакой пользы.
Я сворачиваю на одну улицу, потом на другую и быстро шагаю, внимательно глядя на дома и дворы с сохнущим бельем, велосипедами и стульями. Вдруг с противоположной стороны дороги до меня доносится детский гомон. Там, через улицу, во дворе у большого здания играет не меньше тридцати детей. Две женщины стоят у ворот, прислонившись к деревянному проему, поглядывают на детей и болтают. Наверное, это какая-то школа или сиротский приют. Двое мальчишек пинают проколотый, почти сдувшийся мяч, и пока я наблюдаю за ними, в мою голову приходит мысль, желанная, как глоток холодной воды: а ведь у меня здесь есть друг. Клэр. Адрес ее приюта сохранился в моем телефоне. Можно поймать такси, посидеть с ней на кухне, послушать ее живую и добрую речь. Адам поймет. Просматривая список контактов в поисках ее имени и адреса, я перехожу улицу, приближаюсь к воротам и показываю экран телефона женщинам. Они понимающе кивают. Да, мма Стаккер им хорошо знакома. Она заведует приютом поменьше этого, но все равно хорошим. Громогласно переговариваясь, перебивая друг друга, споря и начиная заново, они дают понять, что я легко могу дойти туда пешком, здесь всего-то кварталов пять. Направо. Потом два раза налево. Еще раз направо и свернуть возле большого гаража. Приют будет ближе к середине улицы слева. Я узнаю его по большому дереву у ворот.
Опрятные стопки шин ограждают тротуар возле гаража, запах разогретой солнцем резины сопровождает меня по улице. Примерно в ее середине большое дерево мопане нависает над белыми металлическими воротами, за ними в тени стоит дощатая скамья. Я плюхаюсь на нее и перевожу дыхание. Идти пришлось дольше, чем я ожидала. Передо мной деревянные ступени крыльца ведут к красной двери. Из дома слышны детские голоса и звон посуды. Время обеденное, придется мне немного подождать. Дверь открывается, из нее выходят две молоденькие девушки. Одна что-то громко говорит, снимая фартук, на другой шапочка, обе улыбаются. Помощницы сменились с дежурства и рады, что вышли наружу и теперь идут домой. Говорливая девушка невысокая и стройная, черное платье настолько мало ей, что растянувшаяся ткань лоснится на солнце. Ее подружка тоже мала ростом, но совсем худенькая и, как ни странно, блондинка. Аккуратное каре поблескивает под шапочкой, слишком идеальное, чтобы быть настоящим. Наверное, это все-таки парик. На девушке платье с красно-зеленым набивным африканским рисунком, в руках большой сверток. Темные очки огромные, как мои, закрывают пол-лица. Она спускается по ступенькам и, кажется, слегка подволакивает правую ногу. Эта хромота почти незаметна, она вполне могла мне просто привидеться. И, наверное, привиделась.