Учитель драмы

Я не была полностью уверена в том, то Вик меня подозревает, пока не прошла еще неделя или около того. Я тогда была в комнате для персонала и делала копии сценария для класса. Если быть точнее, врукопашную билась с вечно сломанным ксероксом, обляпавшись в тонере настолько, что стала похожа на поджаренную на углях курицу.

Я уже серьезно намеревалась прислушаться к совету, который какой-то шутник разместил на стене («ЧТОБЫ СНИЗИТЬ СТРЕСС, БЕЙТЕСЬ ГОЛОВОЙ ЗДЕСЬ»), но вместо этого отошла от аппарата на шаг, сделала глубокий вдох и включила онлайн-трансляцию из кабинета Джанет на своем телефоне. Если дети были на физкультуре, музыке или китайском, то она могла бы помочь мне справиться с ксероксом. Но она в это время проводила языковую викторину.

Когда я попыталась предпринять вторую попытку справиться с лотком для бумаги, на телефон пришло уведомление. Сообщение с неизвестного номера: «Интересно, что женщина с такими моральными ориентирами, как у тебя, думает о новой инициативе по борьбе со списыванием?»

«Извините, кто это?» — набрала я в ответ. «Бульвар» выдавал нам корпоративные телефоны, в которые были вбиты номера всех родителей, но иногда я также получала сообщения от ассистентов и нянь — людей, которых не было в системе.

«Это Виктор Эшворт, пишу с телефона Габи. Няня сегодня положила мой смартфон ей в рюкзак. Не Суперняня, что тут сказать. Это, видимо, наша маленькая семейная традиция — доверять заботу о наших детях самым неподходящим людям».

Телефон задрожал в руках. Я закашлялась от запаха чернил в воздухе.

«Новые правила связаны не с этикой, а с умением использовать возможности. Ученики будут списывать, если смогут. Это в человеческой природе. Но Генри не хочет, чтобы для них все было слишком просто. Это должно быть что-нибудь посложнее, чем поход со смартфоном в туалет и поиск в интернете ответов на все вопросы». Отправить.

Вик ответил: «Твоя морально-этическая позиция… занятна. У тебя есть свободный перерыв? Я бы хотел еще поболтать об этом. Я сейчас еду в „Бульвар“ — собираюсь забрать свой телефон».

Я бросила свои копии, стянула с себя кофту и быстро побежала вдоль коридора. Запыхавшись, я встала у кабинета Джанет, и мои щеки окрасились в цвет настоящей ирландской розы.

— Надеюсь, я не сильно отвлекаю? — прошептала я. — Просто я увидела на IP-камерах, что у тебя есть несколько свободных минут, и решила обсудить с тобой пару моментов насчет постановки греческих трагедий. Или лучше встретимся потом, в учительской?

— Нет, все нормально, — Джанет жестом пригласила меня внутрь. — Их еще какое-то время не будет. Заходи.

— Головной офис ждет, когда мы выберем день для генеральной репетиции…

Пока мы с Джанет в подробностях обсуждали все детали, я украдкой поглядывала на доску за ее спиной. Под ней лежало восемнадцать айфонов, «Блэкберри» и андроидов, и на каждом мелом было подписано имя ученика.

— Да, ты права. Скоро надо будет начинать разрабатывать дизайн приглашений, — сказала Джанет. «Скоро» означало, что я уже слишком задержалась в ее кабинете.

— И, поскольку мы решили остановиться на названии «Современные трагедии», я подумала, что можно было бы напечатать постеры с изображением мелких неприятностей, которые мы так любим преувеличивать. Ну, например, «спутанные наушники» или «О боже, у меня больше не последняя модель телефона!». Впрочем, судя по этой живой витрине, у твоих детишек такой проблемы нет.

И вот, прямо по центру, я увидела имя Габи. У Виктора была очень удачная марка смартфона. По крайней мере, для меня. В его системе безопасности точно будет пара дыр, и я смогу использовать их, чтобы получить доступ к правам администратора.

— Ты права, — спокойно сказала Джанет. — Есть еще то, что трагедиями считают родители: «Мой ассистент делает все, что я прошу. Но я вынужден просить».

Я рассмеялась.

— Или: «От бесконечного пересчитывания банкнот у меня болят пальцы».

Мы захихикали, как школьницы, а потом одновременно затихли. Я кивнула в направлении противоположной стены кабинета — этот жест уже утвердился у нас в качестве сигнала «Не забываем про камеры».

Джанет посмотрела в эту же сторону, напрягшись. У нее завибрировал телефон.

— Это центральный офис, — сказала она с выражением неподдельного ужаса. — Ты же не думаешь, что родители слышали нас, вот прямо сейчас?

— Сомневаюсь. Это не «1984». Но в любом случае лучше возьми трубку.

— Алло? Прошу прощения? Габи? Да, он тут, у меня. Это срочно? Вы хотите, чтобы кто-нибудь спустился и принес его? — Прикрыв рукой микрофон, она прошептала: — Это не про камеры. Головному офису просто зачем-то понадобился мобильный Габи Эшворт.

— Я отнесу, — вызвалась я. — Все равно иду в ту сторону.

— Здесь Марианна. Она может принести вам телефон Габи. Отлично. Я передам.

Я быстро шагала, почти что бежала, в сторону театра. Там, в моем столе, лежал предоставленный мне «Бульваром» ноутбук и USB-кабель.

За кулисами, где меня не могла увидеть IP-камера, я уселась за стол режиссера и разложила на нем все, что могло мне понадобиться.