Учитель драмы

Работа учителя оказалась не такой прибыльной, как я рассчитывала. Ты разве не смотрел «Во все тяжкие»? Я увольняюсь в ближайший понедельник. Еще раз спасибо за рекомендации, но, боюсь, отблагодарить я тебя не смогу.

Грейс

Следующей ночью, в кровати, я сидела за спиной у Фрэнсиса и обнимала его, пока он доводил до совершенства свою презентацию по теме «Искусство убеждения». Я прижалась щекой к его плечу, глядя на татуировку с Моби Диком, которую он сделал в студенческие годы. «Он ускользает от философов так же, как и от охотников», — говорил Фрэнсис каждый раз, когда я проводила по татуировке пальцами. Он жалел, что набил ее. Сделал это в каком-то приступе скорбного смирения, после того, как его не приняли на несколько магистерских программ, и решил, что ему на самом деле никак не вербализировать смысл этого великого американского романа, который казался таким ясным в его представлении.

— Слушай. Было очень весело, но, мне кажется, эта работа не для меня, — призналась я. — Для детей полезнее чувствовать поддержку дома, ты так не думаешь? Я к тому, что для меня это как по канату ходить — успевать и репетиции проводить, и домашнюю работу Джио проверять. К этому еще добавляются наши рабочие встречи и внеклассные занятия Кэт…

Фрэнсис повернулся ко мне.

Я, потупившись, продолжила:

— Дети становятся старше. Появляется все больше вещей, о которых я хочу знать, а они не хотят рассказывать. Мне нужно больше бывать дома… И, к слову, о доме. Детям нужно больше пространства. Они заслуживают иметь свой дом с задним двором и баскетбольной площадкой. В городе у нас такого никогда не будет. Но если мы переедем, скажем, в Нью-Гэмпшир… Там достаточно престижных школ — на уровне «Бульвара». Сейнт-Пол и Академия Филлипса в Эксетере…

— Откуда такие мысли? — произнес он.

Я еще раз озвучила все свои доводы.

— Я понимаю — ты говоришь, что тебе не хватает времени и энергии, чтобы уделять детям столько внимания, сколько тебе хотелось бы, — сказал Фрэнсис. — Что же, если дело только в этом… А дело только в этом?

Он посмотрел так, будто не до конца верит мне.

Я кивнула, сглотнув комок в горле.

— Ну, в таком случае, я думаю, мы можем найти другой выход — предпринять сначала ряд небольших шагов, чтобы решить эту проблему. Почему это всплыло именно сейчас? С детьми что-то случилось на этой неделе?

Я помолчала, пытаясь выкинуть образ Оза из головы.

— Это просто предчувствие. Материнская интуиция.

Он обнял меня.

— Я понимаю, но я уверен, что существует лучший способ поддержать их, чем отказываться от того, что ты любишь. Дети видят, как ты счастлива. Это им тоже идет на пользу. Это показывает, какое удовлетворение может приносить работа.

Инициатива в разговоре перешла на его сторону.

В его глазах промелькнуло еще что-то:

— Иногда я за тебя волнуюсь. Надеюсь, это не звучит покровительственно. Я не это имею в виду. На самом деле я восхищаюсь твоим свободолюбием.

— Да, это я. Перекати-поле.

— Не знаю, может быть. Но если это так, я хочу быть оазисом, у которого ты сможешь остановиться. Но ты не катишься в одном направлении, Мари. Ты ныряешь куда-то с головой и выскакиваешь обратно с той же скоростью. Ты как будто двигаешься по схеме «шаг вперед, два шага назад».

— Я знаю.

— И почему так?

В его взгляде не было осуждения. Или неодобрения. Его глаза сияли теплым светом от лампы на прикроватной тумбочке. Бог свидетель, в этот момент я готова была рассказать ему все: про папину ложь, про грязные делишки с Озом, про Мелани, упавшую в реку. К счастью, в следующую секунду он произнес:

— Я люблю тебя. Ты знаешь это. Ты можешь быть честна со мной.

На меня холодной тенью опустился страх. Я слишком хорошо помнила, насколько разрушительной бывает правда.

— Я останусь в школе, пока идет подготовка к «Современным трагедиям». А потом, перед весенними каникулами, подам заявление на увольнение. Может, тогда мы сможем вернуться к идее с переездом?

— Конечно. Если к этому времени все не наладится, мы обязательно к этому вернемся. Можешь на меня рассчитывать.

— Ты прав, — сказала я. — По поводу моей неспособности удержаться на одном месте. Это проблема. Я буду над ней работать.

Он сжал мое плечо, и я почувствовала, будто он видит меня насквозь, но принимает все мои наслоения, целиком и полностью.

— Я могу задать тебе вопрос? Что ты вообще видишь во мне, Фрэнсис? Честно. Ты разве не должен сейчас жить припеваючи с простой милой женой?

Он рассмеялся.

— Не думаю, что всем нужна «простая милая жена».

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Просто, понимаешь, у кого-то в таком духе не будет твоего интеллекта. И чуткого сердца, которое за ним скрывается.

— У кого-то, может, и будет.

— Это вряд ли. Тем более я учитель английского языка и литературы, помнишь? Мне нравятся подтексты. Я любитель сложного чтения.