Учитель драмы

— Ты даже не собиралась говорить мне, что он здесь, в Нью-Йорке.

— Откуда ты это знаешь?

— Я видел имейл в твоем телефоне. В нем он называет тебя своей женой.

В моем телефоне.

— Ты заходил на мою почту в «Бульваре»?

— Да.

— Что еще ты там видел?

— Ничего.

— Тогда скажи мне, как ты себя почувствовал, увидев то, что увидел?

Он отвернулся.

— Обычно.

— «Обычно» — это не эмоция, дорогой. Это пустое слово. Ты теперь даже «обычный кофе» заказать не можешь. Джио. Пожалуйста, посмотри на меня. Что еще ты видел в моем телефоне? Как ты узнал мой пароль?

— Я обошел его. Я нажал на таймер и удерживал кнопку выключения…

— Ты знаешь этот трюк?

— Тебе не надо сказать Фрэнсису, что ты замужем? А Рэнди знал? Это поэтому вы развелись?

— У нас было много причин сделать это. А Фрэнсису я хотела сказать, когда решу, что время пришло. Если только ты ему уже не сказал.

Он замялся.

— Ничего я не говорил. — Он отвернулся от меня и посмотрел на сцену, где его одноклассники уже приближались к эподу.

— Послушай, — сказала я, — это большой разговор, и прямо сейчас я не могу все тебе объяснить. В данный момент я хотела бы прояснить только еще одну вещь: ты знаешь, как выглядит Оз? Ну так что, знаешь?

— Да. Он похож на меня. Я поискал его фотографии в интернете.

— Хорошо. Если ты увидишь его где-нибудь — у ворот школы или на улице рядом с нашей квартирой — сразу же сообщи мне. Понял? А теперь иди обратно в греческий хор. Ты хороший мальчик. Честный мальчик. Я люблю тебя.

Глава тридцать

Тело отца так и не нашли, а потому не нашли и следы лоразепама в его организме. Вероятно, река унесла его прямо в Северное море. Такая могила была подходящей. Если бы его нашли, я бы умерла от несправедливости. Я не желала для него ни надгробного камня, ни склепа, ни эпитафии — того, чего он лишил мою мать.

К тому же оказалось, что у папы перед смертью возникли серьезные проблемы с местной аристократией. Он присваивал пожертвования, которые предназначались для починки крыши в Клашердоне (в том числе те пять тысяч фунтов, которые Оз нашел в бумажнике). Отец выдавал себя за успешного биржевого брокера и принимал вклады от богатых друзей Альбины, гарантируя им баснословную прибыль «со дня на день». Оказалось, что они начали сличать купюры. Некоторые уже собирались подавать заявление о мошенничестве.

Альбина сказала полицейским, что ничего обо всем этом не знала, и, хоть убей, я не могла понять, врет она или нет.

Полиция Абердина в итоге квалифицировала его смерть как самоубийство, решив, что он утопился во избежание суда. Во время обыска в Клашердоне они даже нашли стихотворение, которое было достаточно мрачным, чтобы сойти за предсмертную записку: «Я был повешен, как и мой отец, — писал папа. — В двух футах от потолка».

В конце концов мы с Озом вернулись в Лондон, сблизившись совершенно особым, нездоровым образом. Мы вложили деньги, которые Оз украл у моего отца, в аренду квартиры в Килберне, хотя этот ирландский квартал и навевал неприятные воспоминания (я никогда не говорила Озу, что мне от этого не по себе, он должен был понимать сам).

Мы не обсуждали убийство папы за чашкой чая и вообще при свете дня. Этого предмета мы касались только в постели, при выключенном свете — это была своего рода секретная, постыдная прелюдия.

Под покровом темноты я шептала, словно бильярдный комментатор:

— Мне не грустно от того, что его больше нет, поверь мне. Но я не могу понять, где была твоя голова. Где были головы у вас обоих.

— Я был пьян вусмерть, понятно? Мы выпили, наверное, целую бутылку виски.

— Ну, ты, очевидно, чувствовал себя лучше папы, раз подсыпал таблетки.

— Слушай. Не могу говорить за твоего отца. Ты слышала про спор Хомского и Фуко?

— Нет.

— Ну, Хомский полагал, что морально допустимо совершить преступление, чтобы наказать или предотвратить другое преступление. И я с ним согласен. Я поклялся обеспечивать тебя, Грейс. Я увидел деньги в его кабинете и знал, что Альбина их не хватится. Твой папа сказал мне, что она не знает, сколько у них на самом деле денег. Она безнадежна в плане финансов.

— Надо было обсудить все со мной, прежде чем делать то, чего нельзя исправить.

— Ты думаешь, мне нравится то, что я сделал? Нет, не нравится. Но мне представилась возможность, и я ею воспользовался. Да, мне надо было сперва поговорить с тобой. Но мы не сели в тюрьму. И эти деньги очень нам помогли. Мы теперь женаты, Грейс. Мы заслуживаем лучшей жизни. Тебе еще не надоело быть вечно на мели? Постоянно пересчитывать мелочь? Жить в вонючих дырах?

Даже в темноте я почувствовала, что он приложил ладони к своему лицу. Он плакал, и это придало мне сил.

— Откуда ты знаешь, что они не найдут его тело?

— Я засунул ему камни в карманы.

— Камни?

— Да, много камней. Слушай, Грейс. Я говорил тебе, что не хочу это обсуждать. Тем более сейчас, перед сном. Я уже насмотрелся кошмаров. Так что давай просто помолчим.

Он нырнул под простыню, опустился чуть ниже и целовал через трусы, пока я не замолчала.