Учитель драмы

Через какое-то время мы прекратили наши прекоитальные беседы и перестали разговаривать об убийстве отца вовсе.

Но оно всегда было с нами. Оз считал, что мои периодические приступы молчаливости можно расценивать как упрек: «Я все еще злюсь на тебя за то, что ты прикончил моего старика». И каждый раз, когда он становился особенно ворчливым, я точно знала, что он хочет сказать мне что-то типа: «Я убил отца, который называл свою дочь маленькой вруньей, так что не надо выговаривать мне за то, что я вынес мусор не тогда, когда надо».

Мы ни в коем случае не ненавидели друг друга. В нашем браке были и доверие, и любовь. У нас по-прежнему был жесткий животный секс, и каждую ночь мы засыпали после него в потных объятиях. Но мы оба не могли полностью держать себя под контролем, когда были наедине. Несмотря на то что я на некоторое время перестала заниматься мошенничеством, я жутко переживала, воображая, во что Оз ввяжется в следующий раз. Между тем сам Оз стал огрызаться на меня каждый раз, когда я спрашивала, какое дело он сейчас проворачивает, и говорить, что теперь это не моя забота.

Он впечатлил своего босса — человека, которого он называл Странником, — предложив расширить их бизнес с несуществующими виллами и начать работать в Турции, где клиенты из Британии не смогут даже прочесть документы без языка.

Модель у них была действительно складная. Сначала они привлекали объект низкой ценой и до слез прекрасными фото побережья Эгейского моря, а потом несколько месяцев выплачивали ей скромные «дивиденды» из ее же собственных вложений.

Когда бизнес начал расширяться, Оз даже пару раз словил куш на турах типа «все включено». На частном самолете он привозил клиентов на Турецкую Ривьеру; откармливал их осьминогами и опаивал анисовой водкой, а потом они плавали на катамаранах и танцевали всю ночь напролет. В состоянии сильнейшего похмелья после вчерашнего он отводил их на объекты, которые якобы были построены за «их деньги». Экскурсии он не проводил, говоря, что там уже осматриваются потенциальные арендаторы. На самом деле внутри этих великолепных зданий на побережье действительно были люди, но ни их имен, ни имени Оза в договорах не было.

Я ходила по комнате, как тигр в клетке, когда он очередной раз упаковывал в свой чемодан солнцезащитный крем, плавки и новый дорогой костюм, который он сшил себе на Сэвил-Роу.

— Можно я поеду с тобой?

Оз держался такой секретности в отношении всего, связанного с этими поездками, что я начала беспокоиться, не изменяет ли он мне, трахая женщин с умляутами в именах.

Он смял в руках надувную подушку для шеи.

— Мы говорили об этом. Много раз.

Меня к тому времени уже приняли в Гилдхолл, и я выступала на сцене с настоящими молодыми актерами, большинство из которых были худыми как жерди, ходили в высоких ботинках и с набриолиненными волосами, многозначительно разглагольствуя о важности вокальных разминок. По словам моего профессора, у моих однокурсников и меня были все задатки для того, чтобы однажды попасть в кино или на телевидение. Оз беспокоился, что кто-нибудь из его объектов может увидеть меня, много лет спустя, в новом сериале по телевизору, опознать и посадить в тюрьму.

— Значит, у меня будет маскировка! Господи, да у меня на учебе целый склад париков. Не хочу ничего испортить, просто мне действительно кажется, что я могла бы привнести что-то новое и ценное…

Озу с трудом удавалось продавать недвижимость женщинам, что очень сильно ранило его эго. Он ведь имел такой успех среди молодых туристок в свои холостые времена.

— Нет, — отрезал Оз. — Мы так не договаривались. Ты должна быть на учебе.

Нахмурившись, я ушла заучивать реплики, а Оз позвонил клиенту.

— Да, да… Я понимаю. Но я не считаю, что в Испанию или во Францию более выгодно вкладываться… Нет… Мистер Уилкинсон, вы неправильно поняли. Франция хочет повысить налог на прирост капитала. Завтра я уезжаю на Лазурный Берег, но почему бы нам с вами перед этим не пообедать в Айви… Нет, у меня есть возможность забронировать стол. Договоримся, скажем, на час дня?

* * *

На следующий день я вышла из университета со сверкающим макияжем, в шароварах, которые надевала на занятия по сценическому движению, и взяла такси до Вест-Энда. По приезде попала под вспышки папарацци, которые наводнили улицу перед театром, где отмечали пятьдесят-какой-то сезон «Мышеловки» Кристи. На мне были огромные солнечные очки, а волосам (снова натурального рыжего цвета) я прибавила объема шиньоном — поэтому, наверное, они приняли меня за звезду первой величины.

По другую сторону узорчатых окон меня ждал совсем другой прием.

— Боюсь, на данный момент у нас заняты все столики, мадам, — сказал мне метрдотель.