Учитель из Меджибожа

Колонна была готова в путь. Все приготовления и хлопоты оказались позади, ждали только вагонов. Это не так просто с группой усиленной охраны, солдатами и офицерами пуститься в дальнюю дорогу, сопровождая ораву военнопленных, которые готовы задушить тебя, а заодно и всех твоих попутчиков и бежать… Перед отправкой Айнциге мотался как очумелый, выслуживаясь перед начальством, а в первую очередь перед капитаном, показывая ему свою старательность.

И всюду тащил с собой переводчика.

Петру Лазутину это не очень нравилось. В его сложном положении лучше забраться куда-нибудь подальше, чтобы его меньше видели. Ему нельзя было больше показываться на глаза этого иезуита-капитана, который хотел отправить его к врачу на проверку. Кроме того, в этой суматохе его может кто-либо узнать. Нужно любой ценой и как можно скорее затеряться в этой кутерьме, убраться подальше из города. Смешаться с толпой. То, что они готовятся уехать отсюда, было для него прямо-таки спасением.

А лейтенант, почувствовав себя одним из главных, осторожно намекнул начальству, что, хотя он будет двигаться со своей колонной эшелоном, не мешает иметь машину. Ведь предстоит множество дел в городе, и, чтобы всюду поспеть, нужны колеса.

Это было воспринято довольно иронично. Ему сказали, что в такое время нечего морочить голову, пусть, мол, обходится подводой.

И в тот же день ему повезло. Оказавшись с группой своих телохранителей-солдат на окраине города, увидел двух полицаев с белыми повязками. Они ехали на бричке, запряженной не ахти какой лошадкой, но все же довольно бодро державшейся на ногах. Остановил их, а солдаты быстро довершили остальное: стащили швайнов с облучка. Те стали возмущаться, но получили от лейтенанта по зубам. После короткой боевой схватки он овладел бричкой. Это, собственно, и была первая его победоносная операция в России.

Всучив переводчику вожжи, он сказал, что отныне пешком ходить не собирается.

Новая роль оказалась Петру Лазутину не по душе. Он считал, что нужно держаться поближе к матушке земле, а не восседать на облучке для всеобщего обозрения. В самом деле, этот вид транспорта для немецких победителей был в новинку и вызывал насмешки. Но что поделаешь, не всем же уготованы автомобили!

Перед самым выездом на новое место лейтенанта вызвали в управление для последнего инструктажа. Прибыв на окраину города, Петр свернул в небольшой садик. А лейтенант пошел в какую-то дверь, приказав переводчику ждать, никуда не отлучаться.

Уголок оказался довольно таки многолюдным. Подъезжали и отъезжали немцы разного ранга, приходили и уходили начальники, военные и штатские, и торчать тут на виду у всех было довольно рискованно. Привязав лошадь к стволу дерева и задымив цигаркой, Петр с независимым видом отправился в другой конец улочки. Тут город кончался. Повернув в сторону, где начиналось неровное поле, он увлекся прогулкой и не заметил, что отошел на значительное расстояние от того места, где велел ему дожидаться лейтенант.

По обеим сторонам проселочной дороги поднимался бурьян после недавних дождей. Поблизости не видно ни живой души, только высоко в небе звенели быстрокрылые жаворонки — им не было никакого дела до того, что творилось на свете.

Зная, что шеф задержится, Петр не торопился. Дойдя до перекрестка, он увидел покореженное осколком бомбы дерево. На нем был прибит указатель с надписью: «До команды 1713 — 12 километров».

В глазах потемнело. Куда его занесла нелегкая! Ведь это номер тыловой команды, из которой он недавно с таким трудом вырвался! Попадешь прямо черту в зубы!

Сердце тревожно забилось. Как быстро очутились они в этом краю! Надо немедленно скрыться. Здесь можно наткнуться на людей, которые его отлично знают.

Оглянувшись по сторонам, Петр Лазутин повернул назад. Шагал по неглубокой впадине, которая змеилась вдоль проселка. Стремился быстрее добраться к бричке. Он бежал, все время оглядываясь. Мозг усиленно работал. И надо же после таких мытарств очутиться рядом со своей бывшей командой!

Был уже недалеко от дома, где находился лейтенант. Он его там увидит, и они наконец уедут. Но вдруг послышался шум мотора. Из низины вынырнул легковой автомобиль, переваливался из стороны в сторону по разбитой дороге. Ему бы упасть на землю, слиться с ней, чтоб его не заметили. Но уже поздно. Как ни в чем не бывало, он пошел быстрее.

Поравнялся с машиной, которая шла медленно, и вскинул руку, приветствуя сидящего за рулем — на всякий пожарный случай.

Машина, обрызганная грязью, прошла мимо, очевидно, в ту сторону, куда показывал указатель. Лазутину на душе отлегло. Но что это? Автомобиль вдруг затормозил, остановился, дверца раскрылась, и оттуда послышался властный голос:

— Эй, Эрнст Грушко, хальт!..

И машина дала задний ход.

Петр на мгновение замешкался. Сердце у него оборвалось. Его окликнули. Не ослышался ли он? Какой черт мог его здесь знать? Кому известно его старое имя? Не почудилось ли?

Делая вид, что ничего не слышит, Петр Лазутин ускорил шаг. Но окрик повторился, мотор сильнее зарычал. Его звали, приказывали остановиться…