— Потом мы стали замечать, что господин Скуле… Ну, в общем, ничего необычного не было, ведь любой человек на собеседовании с потенциальным работодателем стремится показать себя с самой лучшей стороны, не так ли? А спустя время, когда работа получена и он немного освоился в новой ситуации, нередко случается так, что… Я думаю, вы меня понимаете. Ничего странного или отталкивающего в господине Скуле нам не открылось, но порой нас задевала некоторая его… фамильярность, да, и… он словно чего-то ждал от нас.
— Чего-то ждал? Что вы имеете в виду?
— Я не смогу объяснить, комиссар, — покачала головой Хельга. — В общем, нам казалось, что он считает нас, особенно мужа, чем-то обязанным ему. Может быть, это было обманчивым впечатлением, я не хотела бы акцентировать на нём ваше внимание.
— Понимаю, — кивнул Йереми Вальхоф. — Между ним и вашем мужем Витлавом Эриксоном были напряжённые отношения?
— Не то чтобы напряжённые… Но в последнее время Витлав предлагал мне отказаться от услуг господина Скуле.
— Почему? Чем он это аргументировал?
— Он говорил, что учитель, господин Скуле, кажется ему… что он немного не в себе.
— В чём это выражалось, ваш муж не пояснял? — комиссар вцепился в Хельгу взглядом, губы его поджались, сложились в тонкую линию.
— Да я и сама была этому свидетельницей… — сказала Хельга. — Дело в том, что господин учитель несколько раз говорил, что завидует моему мужу.
— Завидует Витлаву Эриксону? В чём?
— Он говорил, что мужу повезло: у него хорошая работа, прекрасная жена, замечательная квартира, много денег, а главное… главное, говорил он, что у него прекрасное имя — Витлав Эриксон. В то время как сам господин учитель живёт в бедности, в ужасных условиях, вынужден сожительствовать с проституткой и носит…
— Простите, — перебил комиссар, — простите фру Эриксон… Он так прямо и заявлял, что вынужден сожительствовать с проституткой?
— Да, — Хельга покраснела. — Я передала дословно.
— Понятно, продолжайте.
— Вот… — замешкалась сбитая с толка Хельга. — И он говорил…
— Вы сказали «вынужден сожительствовать с проституткой и носит…» — подсказал сержант, который за столом в углу стучал по клавишам компьютера, протоколируя допрос.
— Спасибо, — повернулась к нему Хельга. — Да, он говорил, что вынужден носить такую безобразную фамилию — Скуле, Якоб Скуле. И пару раз он предлагал мужу поменяться местами.
— Поменяться местами? Он так шутил?
— Нам казалось, что он говорит это совершенно серьёзно, госодин комиссар. По крайней мере, вид у него был соответствующий. Вид был серьёзный и… и немного странный. У него так горели при этом глаза, что мне становилось не по себе. А ещё, когда мужа не бывало дома, случалось, что господин учитель, он… он позволял себе…
— Он домогался вас? — подсказал комиссар.
— Домогался?.. — вздрогнула Хельга. — Ну… что-то в этом роде, да, можно это назвать и так…
— Вы поощряли его в этих домогательствах?
— Комиссар!
— Простите. Продолжайте.
— А один раз… один раз он чуть не набросился на мужа, — Хельга передёрнула плечами при этом воспоминании. На Витлава.
— Хельга, — ласково позвал Эриксон. — Скажи наконец, что я — это я. Я не верю, что ты заодно с этой бандой. Чёрт с ним, я готов поверить, что в деле замешаны все — Линда, Циклоп, Йохан, Бегемотиха, инспектор, комиссар, да вся чёртова полиция, но…
— Господин Скуле! — перебил комиссар. — Прошу вас молчать и выбирать выражения.
Эриксон рассмеялся. «Молчать и выбирать выражения», — повторял он. И даже губы Хельги, кажется, дрогнули в едва заметной улыбке. Комиссар Вальхоф смутился.
— Итак, фру Эриксон, вы сказали, что один раз господин Якоб Скуле чуть не набросился на вашего мужа, Витлава Эриксона. Он что-нибудь говорил при этом? Угрожал?
— Нет. Он просто кричал: «Это я, я должен быть Витлавом Эриксоном». После этого муж и предложил мне отказаться от услуг этого господина.
— Вы отказались?
— Да. На следующий же день.
— В тот день, когда пропал ваш муж? — многозначительно произнёс комиссар.
— Да, — голос Хельги дрогнул.
— Как это случилось? Я имею в виду, как реагировал господин Якоб Скуле на отказ от места.
— Ну, господин Скуле принял известие об отказе от его услуг на удивление спокойно. Он улыбался, шутил, говорил, что я была одной из лучших его учениц, но что он даже рад нашему отказу, потому что у него появились новые ученики — дети, — в которых ему хотелось бы вложить всю свою душу, весь педагогический талант, а это требует времени, которого теперь станет у него больше. Что-то в этом роде он говорил. Муж сказал, что оформит расчёт в «Гезе Хусверк» и отправит извещение господину Скуле почтой, вместе с деньгами. Господин Скуле на это возразил, что не доверяет почте, особенно в денежных вопросах, и говорил, что очень и срочно нуждается в деньгах, что ему нечем даже заплатить за квартиру. Тогда супруг сказал, что занесёт ему деньги лично, сразу, как только расторгнет договор и оформит расчёт. Он ещё сказал, что господин Скуле даже выиграет от такого поворота всего этого дела, потому что получит неустойку за одностороннее расторжение контракта.