– Те самые письмена, на которых были написаны чаматланские языческие книги? – удивился Стефано. Он знал, что в Чаматлане до принятия Веры не было своей письменности, доступной каждому, в отличие от Куантепека или Тиуапана. Здесь письмом владели только жрецы и члены царского рода, и держали это знание в тайне.
– Да. Книги, конечно, перевели на обычный чаматль и записали куантепекским письмом еще во времена Клемента Чампы. Сначала этим занимались он сам и святой Анжелико, а потом продолжили дети Клемента… Они считали, что даже такое опасное знание, как эти книги, надо сохранить – чтобы потомки знали, какими жестокими и кровожадными были древние боги. Но само священное письмо предпочли оставить в тайне, потому что в руках несведущих или недобросовестных людей оно могло причинить немало вреда. Это магия, Стефано, древняя, страшная и коварная, с ней нужно быть очень осторожным. Святой Анжелико записал этими письменами Откровение для того, чтобы в глазах чаматланцев оно сделалось сильнее старой веры. Им не надо было знать, что означали эти письмена и как их читать – главное, что Откровение записано ими, пусть и один раз, но этого довольно.
– Это как сидские руны, да?
– Намного серьезнее и страшнее, Стефано. Я бы сравнил это знание с теорией кровавой магии. Вот потому мы его и не распространяем. Если ученые находят что-нибудь с такими письменами, они обязаны сразу сообщать в ближайшую коллегию инквизиции или паладинскую канцелярию, а оттуда это передают кому-нибудь из нашего рода. Обычно мои сестра, кузен и дядя ездят по таким делам, они всю жизнь занимаются изучением древних знаний и лучше всех в нашем роду знают письмена. Но сейчас они очень заняты, так что поехать предложили мне. Ну а тебе не помешает познакомиться с нашей стариной поближе. Пригодится в дальнейшем.
Дорога наконец завернула за склон и влилась в ущелье, такое узкое, что Стефано мог коснуться его стен, раскинув руки. Что он и проделал. Чампа на это глянул с легкой улыбкой – ему нравился Стефано своей ребячливостью и серьезностью одновременно. Мало кто решится в тридцать лет покинуть родные края и уехать за море, в совсем другие места. Стефано после окончания обучения служил городским паладином в родном Сальерно, столице провинции Дельпонте, и его угораздило страстно влюбиться – причем влюбиться взаимно. Молодой паладин понял, что ни к чему хорошему эта страсть не приведет, и попросил совета у своего начальника, лейтенанта дельпонтийских паладинов. Тот и предложил перевестись куда-нибудь далеко. Стефано выбрал Чаматлан и не пожалел. Сердечная боль притихла, а здешние места, странные и необычные, очень понравились ему, и он не уставал учиться новому.
За поворотом ущелья открылась и долина Цинцичин – узкая, зажатая между крутыми обрывами красновато-черных скал. Дорога уперлась в площадку, огражденную парапетом из грубых блоков со следами сколов там, где когда-то были языческие рельефы. По углам площадку украшали каменные черепа, сделанные в старинной чаматланской манере. А с площадки виднелся и город, неожиданно белого цвета. Дорога спускалась с площадки ниже, становилась шире и пересекала весь город, заканчиваясь у подножия огромной ступенчатой пирамиды-теокалли, возвышавшейся над всем Цинцичином. По бокам от дороги стояли четыре маленькие теокалли, между ними теснились типичные чаматланские постройки: квадратные дома уступами и ступенями, похожие на нагромождения белых кубиков с маленькими окошками. Окошки под солнцем играли разноцветными бликами, а террасы домов по завезенной из Тиуапана моде были украшены растениями в горшках и ящиках.
– В окнах вставлены слюда и обсидиан вместо стекол, их в этих горах очень много, – сказал Чампа. – В старые времена такие окна делали в домах жрецов и знати. Я же говорил – здесь почти всё выглядит как триста пятьдесят лет назад. Только храмов тогдашних нет, Клемент Чампа разрушил их, не стал освящать для Пяти.
И верно, на вершинах пирамид стояли пятиугольные башенки с акантами на шпилях.
– Почему? Ведь в других местах освятили, убрали идолов и заштукатурили росписи… а сами храмы стоят до сих пор.
– Потому что все здешние храмы были посвящены Уицилю-Пототлю, богу царей. Чампа был младшим сыном тлатоани и, если бы Истлаль Акатль, которого ныне знают как святого Анжелико, не сверг царя и не принес сюда Веру, то Чампу бы отдали в жертву Уицилю-Пототлю, как всегда делали с младшими принцами и принцессами. Так что у него была личная, хм, неприязнь именно к этому богу.
Стефано вспомнил «Краткую историю мартиниканских культов», рассказывающую обо всех более-менее значимых древних здешних богах. Уициль-Пототль был одним из самых кровожадных наравне с Атлакатли и Тескачлапокой.