Спуск в долину оказался крутым, но верховые ламы были привычны к такому, и легко его одолели. Вблизи Цинцичин выглядел не таким уж и ослепительно белым. Белый туф, из которого были построены дворцы и храмовые пирамиды, пожелтел, местами покрылся темно-серыми пятнами лишайников, а штукатурка на простых домах кое-где потрескалась и осыпалась, обнажая кладку из мелких блоков серого и пятнистого туфа. Но всё равно белого было слишком много, даже в глазах резало. Вдоль дороги на равном расстоянии стояли невысокие стелы с каменными чашами-черепами наверху.
– В старые времена, когда тлатоани сюда приезжал, он входил в город пешком и так шел до дворца. В этих черепах зажигали огонь, юные девушки шли перед тлатоани обнаженными и рассыпали ему под ноги лепестки гибискуса, а юноши били в барабаны и пели гимны. А тлатоани мог выбрать среди них двоих – себе в наложницы и личные слуги на то время, что он собирался здесь оставаться…
Стефано грустно усмехнулся:
– Дайте угадаю. Потом, когда тлатоани покидал город, их приносили в жертву Уицилю-Пототлю, и это считалось великой честью?
Ринальдо Чампа скривился, кивнул:
– Именно так. Хорошо, что те времена давно прошли. Хм… Нас не встречают, странно.
И верно, на въезде в караульных будках никого, кроме двух скучающих стражников, и не было. Увидев паладинов, они оживились, и старший спросил:
– Сеньоры паладины? Рады вас видеть! Покажите-ка подорожные для порядку, пожалуйста.
Паладины показали бумаги, стражник бегло их оглядел и вернул обратно, сказал, словно извиняясь:
– Знаете же, город-то всё еще в особом статусе, приказано никого без документов не пускать, кто бы ни приехал… Ну и не выпускать тоже.
– Знаю, – кивнул Чампа. – Мы по делу к мэтрессе Паоле Росетти. Как бы нам ее увидеть?
– А она еще не вернулась с раскопок в ущелье Уильцин, – охотно поделился сведениями младший стражник. – Она же наша квартирантка, так что я знаю. Еще позавчера утром уехала. Вернется только завтра к завтраку.
– Понятно, – вздохнул Чампа. – Где бы у вас тут остановиться? Пристойная гостиница есть?
– Сеньор паладин, да какая тут гостиница, – развел руками старший стражник. – Людей сюда ездит мало, потому у нас только траттория есть, а вместо номеров при ней – два чулана с гамаками. Давайте лучше вот Пьетро вас проведет да и поселит у себя, дом у них большой, места хватит. Да и мэтрессу Росетти дожидаться там удобнее.
Паладинам ничего не оставалось кроме как согласиться.
Дом стражника Пьетро Кипактли действительно оказался большим, занимал три яруса и лепился к крутой скале. В нижнем ярусе была устроена лавка, где делали сладости и подавали шоколад с перцем и кофе, за ней – кухня и четыре жилые комнаты, в двух пристройках – камнерезная мастерская, где работали отец и старший брат Пьетро, и мыльня. На втором ярусе из трех комнат, куда вела наружная лестница, жила мэтресса Росетти, на третьем, из одной, но просторной комнаты, к которой прилегала широкая площадка-терраса с парапетом, поселили паладинов. Внутри было очень чисто, полы покрыты новыми циновками, две низкие широкие кровати – новыми тюфяками и одеялами. Помимо кроватей здесь еще были два больших деревянных сундука, стойка-вешалка, на стене висел вырезанный из красной яшмы акант с символами всех Пяти, и на низком столике между кроватями стоял простой глиняный светильник, заправленный свежим маслом. Невестка Пьетро, жена его старшего брата, завела гостей в комнату:
– Вот, сеньоры, устраивайтесь, если что еще нужно – не стесняйтесь. Уборная внизу, в пристройке под лестницей, умывальник там рядом. Мыльню вечером топим, после заката, но для вас сейчас сделаем. А после того пожалуйте на ужин. Перед сном из кухни не забудьте жаровни взять, а то у нас ночами холодно очень. И в сундуках приготовлены запасные одеяла и белье свежее.
– Спасибо, любезная, – поблагодарил ее Чампа. – С радостью воспользуемся и мыльней, и приглашением на ужин, и прочим. Да хранят вас боги, – он приложил пальцы ко лбу и поклонился. То же самое сделал и Стефано. Женщина в свою очередь поклонилась им, сложив ладони у груди, как было здесь принято. Щедрое гостеприимство у чаматланцев считалось добродетелью и богоугодным делом, и к хозяевам, принимающим гостей, следовало относиться с большим почтением. Это не касалось содержателей гостиниц и тратторий – те ведь получали плату.
Мыльня оказалась маленькой, устроенной по старинке. Посередине ее пылал очаг, обложенный крупными обтесанными кусками базальта, на них следовало лить воду. От пара было трудно дышать и здорово прошибало потом. Паладины сначала смыли дорожную пыль, потом пропарились хорошенько и, закутавшись в широкие хлопковые покрывала, покинули мыльню. Во дворе было прохладно, солнце уже село и сразу стало темно. Двор освещался маленьким светошариком, вставленным в фонарь с зерцалом. Горная гряда чернела на фоне звездного неба, и тонкий месяц поднимался над ней.
– Что-то я после этой парилки проголодался, – сказал Стефано. – Право слово, целую тотоле съел бы, наверное…