Удар иглы

Мы послушно протянули ему руки. Адепт изо всей силы сжал их, вздохнул поглубже и произнёс:

— Вперёд!

Он шагнул в огонь, увлекая нас за собой. Последнее, что я услышал, был леденящий душу вой. Это выл Робгур, упускающий свою добычу…

* * *

На землю, кружась, опадали бронзовые листья. Осень надёжно обосновалась здесь. Дул прохладный ветер. Вскоре ветки деревьев оголятся, придёт время снега, холодов, скуки. Настанет зима.

Жёлтый осенний лист — откуда ему быть в сельве? Неоткуда. Мы больше не в Америке. Мы стояли на поляне, которая, судя по всему, находилась в Европе или Азии.

— Где мы? — осведомился я.

— Не знаю, — ответил Адепт.

— Что за дьявольская рука забросила нас сюда? — воскликнул Генри.

— Понятия не имею.

— Как нам отсюда выбираться?

— Мне известно столько же, сколько и вам, — отрезал Адепт.

— А всё-таки где мы? — упорствовал я.

— Есть несколько предположений, но они нуждаются в проверке. Пока ясно одно: нас зашвырнул сюда таинственный механизм иглинов. Если бы сейчас мы не были здесь, то отдыхали бы в пирамиде, покоящейся неизвестно на какой глубине под землёй. Вряд ли мы смогли бы выбраться оттуда.

Нет, к чудесам невозможно полностью привыкнуть! Только миг назад мы были в одном месте и вдруг сразу очутились за тысячи миль от него. Одно дело знать, что такие вещи возможны, и совсем другое — испытать это на себе. Генри же вообще не имел представления о подобных вещах — тут вполне можно лишиться рассудка. Но он держался прекрасно, только в глазах его горел какой-то бешеный огонёк.

— Думаю, нам не стоит здесь задерживаться, — произнёс Адепт. — Необходимо найти людей и разузнать, куда нас забросило.

— Люди сами найдут нас! — произнёс Генри, прислушиваясь к отдалённым звукам — топоту копыт и лаю собак. Вот тонко пропел рожок. Звуки быстро приближались…

И тут появились они. Зрелище это завораживало. Их было человек тридцать. Слуги в кожаных одеяниях, господа в дорогих камзолах, явно не приспособленных для дальних путешествий, солдаты в шлемах, панцирях, с мечами на перевязи. Звенело оружие, фыркали лошади, рвались с цепей охотничьи поджарые псы. Пропела, выведя длинную трель, труба.

— Неважные наши дела, — прошептал Генри.

— Почему? — спросил я.

— Не нравится мне этот петух. У таких птичек железные клювы и острые шпоры. — Генри глазами указал на главного в отряде.

То, что это именно его отряд, было видно сразу. И не только потому, что он был одет в роскошный камзол и закутан в плащ, отделанный мехом горностая, а пальцы его унизаны перстнями. И не только из-за того, что его чёрный, с белой гривой конь выделялся среди других статностью и породой. И не только потому, что вокруг него вились льстецы с угодливыми лицами, что-то нашёптывающие ему на ухо. От него исходил запах власти. Не величественной и справедливой, как от Королевы Уллы, с которой мы расстались всего лишь несколько часов назад. Это был запах жестокой, отвратительной власти над телами и душами подданных.

— Опять браконьеры в моём лесу? — крикнул он. — Ну наконец-то, друзья мои, у нас будет развлечение.

Говорил он по-французски, но у него был немного странный выговор, не совсем обычное построение фраз — что-то знакомое, но я не мог понять, что именно.

— Вы ошибаетесь, — возразил я. — Мы случайные путники.

— Ха, путники! — Он махнул рукой, и один из слуг спустил собаку.

Теперь я мог рассмотреть, что это были не просто охотничьи псы. Это были злобные твари, по-моему, голодные. Ярости их могли бы позавидовать волки, у которых две недели не было ничего в желудке.

Мерзкая зверюга мчалась на меня огромными прыжками. Я выхватил шпагу, готовый пронзить её насквозь или погибнуть, когда её клыки сомкнутся на моей шее. Вот нас разделяет уже три шага. Два… Теперь не зевай, Эрлих, коли и руби наверняка!

Собака упала на землю. Это слуга натянул поводок, а потом с криком оттащил её от меня.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся господин; в его глазах плескалось чем-то знакомое мне злобное безумие, а от его улыбки веяло могилой. — Испытанная шутка…Это большая удача, что вы здесь. Обычно мы охотимся на оленей. Иногда на крестьян, которые по скудоумию своему решаются забрести на мои земли… Пошла! — Он махнул рукой, и следующая собака сорвалась с места.

Я отступил на шаг, сжимая эфес шпаги. И опять, не добежав до меня нескольких метров, свирепый пёс растянулся на земле.

— Вся занимательность сего занятия в том, что жертва не знает, когда поводок, наконец, будет отпущен.

— Мы — мирные путешественники. Мы идём своей дорогой! крикнул Адепт. — Отпустите нас, господин.

— Вы зашли в мой лес.

— Но есть же какой-то закон! — возмутился Генри.

— Здесь мой закон. И я решаю, кому жить, а кому умереть. Взять их!

Всадники устремились к нам. Я поднял шпагу, готовый унести с собой в могилу пару негодяев. Но они не спешили биться с нами в рукопашной. Они окружили нас, и я увидел, что на нас нацелены стрелы луков и арбалетов.

— Бросьте оружие! — приказал белобрысый франт на гнедой лошади.

Нам ничего не оставалось, как подчиниться.