Удав и гадюка

В конце осени Филипп вернулся из самого северного города Солрага, Амма. Там Стоохс, захватив Амм, пытался закрепиться в нем и продвинуться дальше, но был выдавлен конницей Солров. Оказавшись без провизии, войскам неприятеля пришлось спешно — не без потерь — отступить к своим границам, и война закончилась. Закончилась до весны, пока оттепель не обнажит укрытые сугробами тропы. Тогда Стоохс вернется мстить за смерть своего самонадеянного военачальника, графа Даббли фон де Ларгоона, которого Филипп прилюдно обезглавил, как вшивого пса. Белого Ворона молили, бросались в ноги и обещали богатый выкуп. Смели попрекать бесчестием. Но враг не будет уважать, если выказывать слабость — это Филипп надежно усвоил за долгие годы жизни.

Зайдя в пустой кабинет, граф приземлился в любимое кресло и стал просматривать журналы. Поток корреспонденции во время сезона Граго резко прекращался и возобновлялся лишь по весне, поэтому зиму Филипп всегда проводил в анализе: спокойном и вдумчивом. Ближе к полудню в комнату вошел зрелый мужчина в шерстяном плаще с волчьим мехом.

— Господин, — поклонился Базил Натифуллус.

— Да, Базил?

— Капитан Рэй Мальгерб интересуется, когда вы будете готовы выехать на кобыльи конюшни для проверки.

— Завтра с утра, — произнес Филипп, перелистывая плотные желтые страницы с записями из Далмона.

— Как скажете, — откланялся Управитель и исчез в коридоре.

Филипп уже собрался было вновь провалиться в цифры, как услышал звук рога. Нахмурившись, он убрал журнал и подошел к окну. Во внутренний двор въезжал Горрон де Донталь, который уже поднял голову к кабинету и лукаво улыбался, скинув капюшон.

Очень скоро бывший герцог, в красном кафтане, с идеально выбритым подбородком и хитрыми плутоватыми глазами, обнялся со своим родственником и сел на кушетку, поправил волосы цвета вороного крыла до плеч. Как только дверь за слугой закрылась, улыбка сползла с лица Горрона столь стремительно, что Белый Ворон понял — произошло что-то нехорошее.

— Ты был прав, Филипп, — сказал Горрон.

От этого сердце Белого Ворона сжалось в предчувствии беды.

— Вы были в Ноэле?

— Да, — кивнул герцог. — И то, что я там выяснил, как и результат общения с Мариэльд на суде, тебе не понравятся.

— Я тоже кое-что узнал, Горрон. Взгляните!

Филипп быстро закатал рукав черного шерстяного котарди и протянул запястье герцогу. Тот медленно прокусил кожу и втянул кровь. Ожидание длилось минут пять. Филипп наблюдал, как мертвенно бледное лицо герцога, который был мыслями в воспоминаниях Белого Ворона, менялось. Тревога в глазах все росла и росла, пока, наконец, Горрон не оторвался от руки. Он, к удивлению Филиппа, был так взволнован, что даже не удосужился протереть рот платком, а лишь мазнул по губам пальцами, небрежно и быстро.

Горрон в безмолвии подошел к окну, отодвинул тяжелый край бордовых штор и всмотрелся куда-то вдаль, за город, на укрытые под сугробами поля озимой пшеницы.

— Все это очень интересно… Так слушай, Филипп. Начну, пожалуй, с единственной хорошей новости. Наш Юлиан умудрился по весне убить Ноэльского Левиафана, даже двух.

— Левиафанов? Двух? — Филипп слыхивал рассказы про глубоководное чудовище, поднимающееся на поверхность раз в пятнадцать лет.

— Да-да, двух. Реликт проснулся на год раньше положенного, породив дитя. Сам понимаешь, чем это грозило обернуться для морской торговли.

— Как он это сделал?

— Он же рыбак… — герцог усмехнулся и почесал подбородок. — Наловил ядовитых медуз где-то в море и под видом рыбы скормил реликтам. Я видел скелет детеныша, его приволокли на площадь к храму Дюжей и теперь используют для подношений местному богу моря Осте. Десять васо, Филипп. Десять! И это детеныш. Мать осталась покоиться на дне бухты, и, поговаривают, что ее размер был много больше. Безумие, восхитительное безумие… — а затем герцог, снова усмехнувшись, продолжил. — Но на этом добрые вести кончаются. Я прибыл в Ноэль в начале сезона Самама, даже скорее ближе к середине лета. Особняк пустовал — все разъехались. Майордом Лилле Аданов был глух и нем, его не брали ни подкупы, ни угрозы. Мне пришлось выждать какого-нибудь слугу в тисовой рощице рядом с особняком и осушить. У Мариэльд своя игра, Филипп.

— Что случилось?

— В свете того, что я увидел из твоих воспоминаний, я уверен — мое путешествие в Ноэль и стал первопричиной отбытия графини из имения.

— Лётэ предупредил Мариэльд?

— Да, я узнавал у него. И спустя пару дней, как Лётэ известил Мариэльд о том, что у нее скоро будут гости, в Цветочный особняк явился фальшивый посланец с фальшивым письмом.

— Какой посланец? — нахмурился Филипп.