Удав и гадюка

Под тяжелым взглядом Советника Юлиан, сглотнув слюну, быстро сообразил, оттянул ворот и пальцами поддел обод с медной пластинкой, чтобы он лег поверх льняных лент. Лишь после этого Илла Ралмантон с угрюмым видом двинулся дальше и тут же потерял к рабу всякий интерес. Подавив в себе вспыхнувшую волну неприязни от такой унизительной демонстрации статуса раба, Юлиан стиснул зубы и последовал за молчаливой вышколенной свитой.

Северянин ожидал увидеть перед вратами какую-нибудь порочно роскошную повозку или паланкин, что подобало статусу Консула, но вместо этого Илла Ралмантон покинул дом и сам, хоть и очень медленно, пошел ко дворцу. Царедворец сильно хромал, опирался на свою древесную трость, а вокруг Советника кружили четыре охранника и два личных телохранителя, идя по бокам и чуть сзади. Следом плелись два веномансера, маг, лекарь и камердинер.

В морозной серой завесе, которая вот-вот должна была рассеяться под лучами солнца, царедворец со свитой двигался мимо богатых особняков по еще спящей улочке, пока не выбрался на троепутье, ведущее главной и самой широкой аллеей ко дворцу. Юлиан старался незаметно изучать местность, запоминать точки караула и повороты на тихие проулки.

Чуть погодя одинокий стук трости по мостовой стал смешиваться со скрипом телег, грубыми окриками надсмотрщиков, звонким перестуком копыт и всем тем прочим шумом, что свойственен открывающему ранним утром глаза городу.

Дружелюбно распахивались резные кокетливые двери в дорогих борделях, из узких окошек бань на мороз клубился горячий пар, а по улицам расхаживали королевские рабы, потирая каждый сильфовский светильник, чтобы вновь зажечь его уже вечером. Но отряд успел преодолеть Золотой Город до того, как улицы ожили от ночного сна, и с кряхтением Советник уже взбирался по пологому и мощеному черным булыжником холму вверх, через Аллею Праотцов, к стенам дворца.

Аллея эта была окаймлена высокими и старыми черными платанами, в ветвях которых от ветра трепались красные ленты. Сейчас деревья стояли нагие. Они ждали прихода весны. На стволах с обхватом более пяти васо пластинами лежала трухлявая и старая кора серого цвета, и от этого контраста платаны казались пятнистыми.

Между спящими в объятиях алых лент платанами, символами Элейгии, по обеим сторонам аллеи стояли беломраморные высокие статуи. В величественных позах, обратив глаза к небу, замерли шесть Праотцов: Прафиал, Гаар, Химейес, Шине, Офейя и Зейлоара. Каждый из них олицетворял одну добродетель. На деле божеств, как и существ, было куда больше, но особо почитали этих шестерых.

Шине, высокий наг с закрывающей бедра цельной накидкой, держал одно большое кольцо. Кольцо символизировало вечность, повторяемость и перекликалось с философией другого бога — оккультного Фойреса, не представленного на аллее (ибо богу этому поклонялись лишь тайные сообщества). Помимо цикличности времен Шине олицетворял спокойствие и ясный разум, которым славились почти все полузмеи. Место, где человеческое тело переходило в змеиное, было обернуто массивным поясом, а по всей длине шикарного хвоста, лежащего кольцами промеж платанов, сверкали металлические обручи.

Рядом с Шине стояла величественная птица — человекоподобный ворон, склонивший грудь к земле, а шею с крепкой изящной головой воздевший к небу, сейчас серому и пасмурному. Каладрии — гибриды — отличались от своего птичьего собрата большими размерами, почти человеческими, и наличием рук, очень цепких, мягких, покрытых шерстью и оканчивающихся тонкими коготками. От локтей к земле простирались огромные крылья, увы, уже не способные летать — из-за плотных костей и измененной структуры самого крыла. Офейя, богиня человекоподобных воронов, в народе прославилась, как божество памяти и почитания предков — богиня знаний. В руках белоснежной фигуры, облаченной в длинную накидку с накинутым на голову капюшоном, сверкал позолоченный металлический свиток.

Юлиан еще никогда в своей жизни не видел каладриусов, ибо это был редкий и малочисленный народец. Однако, благодаря их уму, тяге к наукам и проницательности, Офейя заняла свое место среди почитаемых богов, как и каладриусы поселились в библиотеках и домах мудрости, где они занимались переводами, переписью книг и ведением летописи мира. К сожалению, вместе с великим умом и тягой к цифрам каладриусы были наделены и хрупкостью, которая не позволяла применять этих созданий где-либо, кроме как в работе с бумагами.

Третьей фигурой, завершающий ряд слева, был человеческий бог Прафиал — седовласый старец в просторных одеждах, с обхватившей голову диадемой и камнем посередине обода. Сухими руками Праотец касался своей скромной короны, которая олицетворяла власть и магию. Такой же золотой краской, как драгоценный камень в диадеме, были отмечены и пальцы Прафиала. Магия жила в каждом демоническом существе, но лишь люди, как нечто инородное для Неги, были способны пропускать ее сквозь себя и манипулировать, не поглощая.