Удав и гадюка

Вздохнув, Юлиан протиснулся через приоткрытую дверь в спальню. Простую, но хотя бы со шкафами, кроватями и столами со стульями. Две половинки комнаты были идентичны между собой: две кровати вдоль стен, два стола и стула, два шкафа. Посередине комнаты, выходящей окнами на мощеную желтым камнем улочку, на полу лежал простой ковер. На стороне мага, который был человеком — потому что вампиры колдовать не могли — на столе лежали несколько сырных лепешек и корзина с фруктами. Сам же маготворец, Габелий, мужчина полный и с виду немного неряшливый, сидел на кровати в просторной теплой рубахе и сметал с внушительного живота крошки от какой-то булочки.

— Так, ложись на пол в угол на тюфяк, — пробурчал под нос веномансер Дигоро. — Тут еще одна кровать не поместится, так что придется тебе спать на матраце. Но ты привычный, в общем-то.

С благодарным кивком головы, прижимая к себе свое грязное тряпье, Юлиан сделал шаг влево и сел на мягкий, набитый шерстью, матрац. Там сложил в уголок все пожитки, и отчего-то с улыбкой вспомнил свою спальню в Ноэле, которая была размером как эти две комнаты. Ну ничего, перед Юлианом уже забрезжил свет надежды, и теперь его грела одна только мысль о том, что он стал на шаг ближе к побегу. Скоро он увидится с Вериателью.

Он все чаще и чаще вспоминал ее, видел в редких снах, тосковал и грустил. Образ демоницы стоял перед глазами, незыблемый и вечный, как мраморная статуя, в то время как воспоминания о Фийе с каждым днем истончались. Конечно, Юлиан корил себя за смерть девушки. Но, вспоминая то, как она глупо кинулась на стражников, приходил к мысли, что Фийя сама виновна в своей смерти. А ведь если бы айорка успела сказать, кем на самом деле является ее господин, то граф Лилле Адан бы гарантированно уже вечером лежал на столе самого Абесибо Наура. И от этих размышлений переживания по поводу Фийи смешивались с холодным здравым смыслом, твердящим, что рабыня умерла, как бы это жестоко ни звучало, вовремя.

Пока Юлиан лежал у стенки, уже привычно сложив к груди обмотанный вонючими и заплесневелыми тряпками обрубок руки, спину северянина рассматривали маг и веномансер. Они оба сидели в ночных рубахах в кроватях и обменивались сконфуженными взглядами от того, что не имели возможность переговорить по поводу новенького.

Наконец, закрыв ставни после проветривания, Дигоро с кряхтением обратился к свернувшемуся калачиком рабу.

— Эй, Юлиан.

— Да, почтенный?

— Завтра тебе должны подготовить костюм. И смотри, как я проверяю кровь в бокале хозяина и запоминай, что я делаю, когда изучаю комнату на наличие яда.

— Хорошо, как скажете.

* * *

Совсем ранним утром, когда неощутимый по меркам севера мороз укрыл инеем дом, Юлиан уже примерял выданные ему шаровары, которые доходили едва до икр. Извинившись, раб-слуга пообещал, что подготовит второй комплект к вечеру.

— Окуни пальцы в краску, по ногтевую фалангу, — скомандовал отстраненно Дигоро, завязывая на шее ленты черного цвета, такие же, как выдали северянину. И указал на приютившийся среди трав на столе стеклянный сосуд. — Подержи с минуту, чтоб въелось.

Поправив в плечах узкую шерстяную жилетку с золотой каймой, Юлиан сделал все, как ему сказали. А после того, как пальцы левой руки скрепила блестящая алая краска, как того требовали правила облачения веномансеров, Дигоро с миной брезгливости провел кистью на лице Юлиана черту, от нижней губы до подбородка.

Со злобным видом Дигоро, хлопнув дверью, покинул спальню вместе с Габелием.

— Пятнадцать лет учебы в академии в Дивинарбере… тридцать три года практики у мастера Грайвеша… — ворчал под нос Дигоро, когда уже накидывал на плечи плащ из черной шерсти, украшенный у горла кокетливыми золотистыми кисточками с бахромой. — Чтобы потом кто-то без всего этого стал напарником…

— Дигоро… — тихо шикнул и дернул за рукав Дигоро маг, с трудом поспевая за щуплым, но энергичным вампиром. — Успокойся, Дигоро.

— Да с чего мне быть спокойным, Габелий? — доносилось тихим эхом из коридора. — Когда кто-то тратит полжизни, чтобы взойти с трудом на тот холм, куда иного доставляет одно имя отца?

Водрузив на голову шаперон и спрятав рабский ошейник под ленты, Юлиан спустился вслед за Дигоро и Габелием. Ему здесь не рады. Неприязнь витала в воздухе, подогревалась обжигающими взглядами и от слуг, завидующих удаче резко поднявшегося раба, и от Дигоро, который чувствовал в рабе опасность для своего положения.

Чуть позже, когда солнце выросло из-за горизонта, Советник спустился, в объемной мантии, подбитой мехом белки. Илла, описаясь на трость, пошел к выходу, этот высокий и бледный скелет в черном облачении до щиколоток, с росписью по ткани золотыми растительными орнаментами. Но не дойдя до дверного проема, он замер и пристально посмотрел на шею северянина, где под тканью прятался ошейник.