Удав и гадюка

Тело Пацеля лежало меж камней. При падении он разбил голову, которая развалилась, подобно перезревшему арбузу, и теперь ручьи крови сочились меж гальки, стекая к морю.

– Я не знаю, как в твоем жалком и гнилом теле умудряется жить сотрапезник, Пацель, но я не позволю использовать себя, как кто-то использовал когда-то тебя. Прощайте!

Взглянув на труп бывшего друга, тело которого, как решил веномансер, уже несколько десятилетий не принадлежало ему, он подошел к Мариэльд. Убедившись, что она беспомощна и слаба, Вицеллий залил ей в горло остаток пузырька с зиалмоном. Потом развернулся и направился назад, к особняку. Там нужно было срочно взять коня, выгрести золото Лилле Аданов из потаенных мест, которые он давно выведал, и покинуть Ноэль как можно скорее. По подсчетам Вицеллия, старая графиня пробудет в таком состоянии около суток, а мертвый Пацель более был неопасен. Мыслями Вицеллий перенесся в Элегиар и попытался понять, зачем этим двоим потребовалось подделывать письмо?

Оно пришло от Нактидия гор’Наада, когда-то обычного банкира, а теперь, судя по самопредставлению, от помощника королевского казначея. Нактидий приглашал его к себе и напоминал о вкладе в восемьсот сеттов.

«Что за чушь! Все придворные знают, что мне нельзя возвращаться в Элегиар. И как мог он узнать, где я нахожусь? Это невозможно, это ложь, подлог!» – с отвращением думал веномансер, бредя по камням.

Неожиданно его чуткий слух уловил шевеление. Он обернулся, и глазам его представилось жуткое зрелище. Обезображенный труп, словно изрубленная змея, извивался и подбрасывался в бешеных приступах, хотя Пацель был уже мертв.

– Это… не сотрапезник… – мстительно хохотнула Мариэльд, а затем прокашлялась, отчего по ее серому платью побежали ручьи крови.

Некая сила будто пыталась вырваться из трупа. Вицеллию не доводилось слышать ни о чем подобном, однако, будучи умным вампиром, он не стал ждать, что же явится на свет. Стало понятно, что это нечто угрожает его жизни… грозит стать погибелью. Тогда он пустился во весь опор к особняку, истошно вопя:

– Помогите! Госпожу убивают!

Стражники у калитки вздрогнули от далекого крика и бросились на помощь.

* * *

Спустя четыре дня

Дела заняли у Юлиана куда больше времени, чем он рассчитывал, а потому к особняку он возвращался утомленным, но довольным собой. Когда конь почуял дом и скорый отдых, то прибавил ходу. У ворот поместья он замер как вкопанный, всем своим видом показывая, что дальше не сделает ни шагу, пока всадник с него не слезет.

– Ну извини, Тарантоша! – граф спрыгнул с седла. – Что поделать, неделя выдалась беспокойной…

Точно соглашаясь, конь фыркнул и впечатался мягкими губами в плечо хозяина. Энергичным шагом Юлиан буквально влетел во двор, таща за собой уставшего Тарантона, который завидел родную конюшню и уже сам устремился в ее сторону, зная, что там его почистят и накормят отборным овсом.

Граф Лилле Адан тем временем заспешил в дом. В гостиной, у потухшего камина, сидели в близко приставленных друг к другу креслах Мариэльд и Вицеллий. Изъеденная кислотами рука старика с любовью поглаживала раскрытую женскую ладонь, отчего графиня прикрыла в истоме глаза и провалилась в сладкую полудрему. Она даже не услышала шаги сына, а очнувшись, чуть дернулась в кресле и медленно убрала руку.

Юлиан с добродушной усмешкой смерил взглядом матушку, которую до этого дня и подозревать не мог в таких отношениях. Но, видимо, она слишком хорошо скрывала близость, в которой сомневаться теперь не приходилось.

– Ах, тихо же ты ходишь! – сказал Вицеллий.

Спина и плечи его распрямились, но граф уже увидел все, что было нужно. И теперь хитро поглядывал то на невозмутимую матушку, то на нахохлившегося веномансера, который делал вид, будто ничего не произошло.

– Ты сделал все свои дела, сын мой? – спросила графиня.

– Да. В Луциосе все хорошо, более никто не угрожает спокойствию вод Лилейского пролива! После собрания плениума мы снарядили гонцов на отбывающих судах в дальние порты. Наги хоть и не верят до конца, но подумывают вернуться… А в Лорнейских вратах, как и в Луциосе, вовсю готовятся к ярмарке Валгоса.

– Рада, что ты успел все сделать.

– Успел? В каком это смысле успел, матушка? – Юлиан уловил в голосе Мариэльд какой-то намек. Но хороший или плохой, следовало выяснить.

Тихонько, но выразительно учитель прокашлялся в кулак с целью привлечь к себе внимание. И снова, к удивлению графа, Мариэльд, обычно высокомерная, на этот раз поглядела на Вицеллия с уважением. Граф был обескуражен, чувствуя разительную перемену во всем, точно уезжал не на четыре дня, а на долгие годы!

– Итак, пару дней назад гонец принес письмо из Элегиара, – начал говорить веномансер. – Оно в кабинете.

– Ада! – громко позвала Мариэльд и приказала буквально из ниоткуда появившейся служанке: – Принеси из кабинета позолоченный футляр. Он на столе в кабинете.

– Как прикажете, тео.

Вскоре пергамент передали Юлиану, и он внимательно пробежался глазами по тексту.