Потом Леда устроилась работать помощницей по хозяйству к Ираиде Ивановне, живущей в том же поселке. Это была одинокая вдова полковника, женщина решительная и небедная. Дом у нее был капитальный. Не деревянная избушка с печкой, как у бабушки, а уютный двухэтажный особнячок с центральным отоплением и горячей водой. За домом нужен был присмотр, места там хватало, вот Леда и переселилась к Ираиде Ивановне вместе с Жанной. Жанне было уже пятнадцать. Все свое недовольство она продолжала выплескивать в пространство, не задумываясь о чувствах окружающих. И если прабабушка лишь горестно вздыхала, а мать пыталась вразумить чадо логическими доводами, то Ираида Ивановна отвечала такими хлесткими отповедями, что Леда всерьез боялась, как бы ее с дочерью отсюда не вышибли. А жить тогда, спрашивается, на что? И когда в один прекрасный день шестнадцатилетняя Жанна заявила, что едет с подругами в Питер работать в кафе, Леда ее даже отговаривать не стала. Баба с возу — кобыле легче.
Общаться с дочерью по телефону оказалось гораздо приятнее, чем вживую. Жанка, правда, по привычке продолжала возмущенно жаловаться: на Питер, на погоду, на цены, на каких-то козлов… Но, слава богу, возвращаться не собиралась.
Беда пришла с другой стороны. Когда Леда отправилась навестить бабушкин дом, то увидела одни обгоревшие руины. То ли проводка закоротила, то ли поджег кто — теперь не узнать. Только одна стена и сохранилась — со входной дверью, выкрашенной веселой, цвета весеннего неба, краской. Леда прорыдала под этой дверью, наверное, часа два. Она на бабушкиных похоронах так не рыдала, как сейчас, словно в доме еще оставалась какая-то часть ее души, а теперь — все сгорело. Это же люди стареют и умирают, а дома должны жить долго-долго, передавая тепло одних поколений другим, и следующим за ними, и дальше. В итоге Леда сама не помнила, зачем сняла с петель бабушкину дверь и поперла ее через весь поселок к Ираиде Ивановне. Факт, что приперла как-то и поставила у стенки. Ираида Ивановна посмотрела на зареванную Леду с дверью, но ничего не сказала. А на следующий день вызвала такси, отвезла ничего не понимающую помощницу по хозяйству в город к нотариусу и составила завещание — на нее одну. Ибо больше у Ираиды Ивановны никого не было.
Через три года не стало и самой Ираиды Ивановны: инсульт.
Леде той осенью стукнуло тридцать семь.
Ее жизнь, ее собственная жизнь, только-только начиналась.
Чтобы бабушкина дверь не мокла под дождем, Леда поставила ее на кухне, прислонив к стене.
Подвернулся под ноги рюкзак с красками. Очень захотелось выплеснуть это богатство на какой-нибудь холст. Но холста не было. На стенах рисовать нельзя, это Леда усвоила еще в детстве. Зато вскоре в канаве у дома нашлась еще одна бесхозная деревянная дверь. Ее Леда тоже притащила в дом, словно брошенного щенка. Стала рисовать на ней. Но, поскольку рисовать не умела, смогла только раскрасить. Получилось красиво, от души, с какими-то завитушками, наивными цветочками и листиками. На втором этаже была просторная светлая комната, которую Леда переоборудовала в мастерскую.
Через некоторое время приблудилась еще одна брошенная дверь, потом еще. Так и пошло. Двери становились сказочными мирами, в которые стремилась уйти Леда, на них порхали птицы, созревали заморские фрукты, в них была жизнь.
Вот только в реальной жизни становилось все хуже. Найти нормальную работу не получалось. У Леды теперь был дом, но деньги, оставленные Ираидой Ивановной, угрожающе быстро таяли. На какое-то время еще были запасы варений и солений с огорода, но в целом ситуация складывалась печальная.
Однажды вечером Леда сидела на кухне и старательно растягивала горбушку черного хлеба, пытаясь представить, что это полноценный ужин. И вдруг она заметила, что бабушкина дверь приоткрыта.
Но как может быть приоткрыта дверь, прислоненная к стене?
Самым неожиданным образом — внутрь стены.
Леда осторожно подошла и толкнула дверь. Она открылась шире. За дверью оказалась бабушкина кухня, крохотная, где до всего можно дотянуться, не сходя с места. Окно со светлыми ситцевыми занавесками на веревочке, вплотную к окну — стол со старенькой клеенкой, протертой на сгибах. Подвесной умывальник над эмалированной, с черными сколами раковиной в углу. Облупившаяся плита на две конфорки и большой газовый баллон с вентилем, от которого плита и работала. Шкаф со всякой-разной посудой.
Леда выдвинула видавшую виды табуретку и села за стол, положив локти на старую клеенку. Она словно снова оказалась у бабушки, и не было никакого пожара, да и сама бабушка отошла ненадолго и скоро вернется. Невероятное чувство покоя было тут, в этой несуществующей реальности. Дверь, открывшаяся в прошлое… И вдруг Леда заметила под локтем едва приметный бугорок.
Задержав дыхание, она заглянула под клеенку. Бабушка всегда так странно хранила деньги — прямо на столе, всю свою пенсию. И на самом виду, и абсолютно незаметно для тех, кто не знает.
— Бабуль, я чуть-чуть, ладно? — Леда вытянула одну купюру.
Можно было жить дальше.