Удивительные истории о бабушках и дедушках

Он любил эту фотографию. Помнил, как друзья откровенно восхищались его женой, а она в тот момент была беременна дочерью. Ситцевое платье в цветочек, сиреневое с белым, черно-белое на фото. Темные глаза, они синие, белозубая улыбка. Желтая соломенная шляпка с полями, которую они покупали вместе на Черноморском побережье, которая так ей к лицу.

Тимофеич снял портрет со стены. Рассматривал его, поднес ближе к глазам. Прошел с портретом по квартире, подбирая для него новое место. Остановился посередине кухни, повернул портрет стеклом в пол, потянулся вверх, аж на цыпочки, чтобы грохнуть его со всего маху. Да и замер так, с поднятыми руками. Минуту шатался, две… засунул портрет в шифоньер. Вернулся за стол, выпил две рюмки подряд. Упал лицом на руки.

Забери меня к себе! Зачем мне теперь тут обретаться? Сад, огород без тебя никому не нужен. Цветы? Кто будет ими восхищаться? А кто будет мне готовить? Я бы тебе сам готовил. Конечно. Твой любимый…

Тут Тимофеич замер, посмотрел в то место, где был портрет. А что ты любила? Какое твое любимое блюдо? Он не помнил. Он так мало уделял ей внимания. Ее красоте — да, уделял. Но что она любила, чего хотела, не знал. Он любил ее? Конечно. А она любила его? Однозначно. Ну ладно-ладно. Никогда не бывает одинаково. Но у них было как-то неравномерно. В молодости она его больше любила, а в зрелом возрасте он ее ревновал к каждому столбу.

Он включил компьютер. Открыл почту, это он умел. Море писем. Читать не стал. Нашел очки. Набрал в поиске «сто способов самоубийства». Прочитал несколько. Представил, как будет выглядеть. Замутило. Выключил компьютер, вернулся за стол, выпил. Одну, вторую, третью. Взял стакан, чего мельтешить тут с этой рюмкой. Но нет. Жена ему иногда наливала по вечерам в эту маленькую рюмочку. Ритуал. Самому на себя руки накладывать — это грех. Может, просто позвать Смерть? Есть параллельный мир, где все иначе. Пьяные, говорят, чувствительны к потусторонним явлениям, слышал, что особенно в запое. Белочка, про которую анекдоты слагают, это же не впрямую белочка, это знаки «оттуда».

Боковым зрением он иногда наблюдал, кто-то мелькает на стенах. Отмахивался. Однажды решил выследить, кто там скачет. Прислонился к батарее у окна, ждал. Тянул водку из горла. Вдруг показалась ему тень за окном. Обернулся, увидел две луны. Высказался по этому поводу всеми непечатными словами, какие знал, допил бутылку и рухнул в сон, застыв в несуразной позе.

В бесчувственном состоянии он просыпался, в таком же засыпал. Невыносимая тоска на физическом уровне. Как будто душа материальна и оторвали часть от нее. А из этой рванины тянет холодом, засасывает, как черная дыра. Вот и пусть! Уйду сейчас. Дети выросли, внуки подрастают, хорошие. У них своя жизнь, я им не нужен. Что скажешь, Аннушка? Пусть затянет меня туда, к тебе. Сам-то я не смогу, грех. Почему не умерли мы с тобой в один день, как в сказке бывает? Помоги, Аннушка, позови Смерть ко мне. И я позову. Пусть придет.

Лучше умереть сейчас, вслед за женой. Чего ждать? Представил глубокую старость — зависть к чувствам, ненависть к молодым, плен дряхлого тела. Да, да, он себя знает. Ему не хватит мудрости радоваться жизни, когда ждешь смерти. Беспомощность! Нет, не хочу! Лучше смерть.

Он все решил и начал готовиться основательно к встрече со Смертью. Прочитал в интернете про ритуалы. Понял, что ничего не понял, только голову забил. Но все же решил главное для себя — провести свой собственный ритуал. Позвать Смерть по-своему.

Тимофеич почувствовал такую слабость во всем теле, будто ветер в костях, а вместе с тем необычайную легкость. Помылся. Побрился. Нашел свой выходной костюм, который надевал крайне редко с тех пор, как вышел окончательно на пенсию. Напялил его с галстуком. Костюм висел мешком. В шифоньере попались почетные грамоты. Медаль — ветеран труда. Он пришпилил ее к лацкану пиджака. Грамоты взял, покрутил в руках, закинул обратно.

В тот день за окном было сумрачно, ненастно. Он действовал четко, будто знал ритуал давным-давно. Навел порядок в комнате. Отворил входную дверь — повернул ключ в замке. Вдруг придет, а тут заперто. Сел за стол, зажег свечи, поставил полукругом все зеркала, которые нашел в доме. Настроил приглушенный свет. Закрыл глаза и стал звать Смерть. Один раз даже громко позвал. Аннушка, подсоби там, с той стороны. Потом сидел неподвижно, только иногда наливал себе водки, мысленно говорил со Смертью. Прислушивался. Ловил звуки и ощущения. Так он провел в медитации или в пьяной дреме несколько часов. Очнувшись, снова наливал, пил, молил Смерть забрать его.