Удивительные истории о любви (сборник)

– Нет еще, – отвечаю и выруливаю на Покровку; на Ленинградском я за ночь был раз пять. – Тебя отвезу и поем.

Пытаюсь разглядеть ее в зеркале заднего вида. Внешность у нее не модельная, она даже не симпатичная. Но как будто кем-то и кому-то сделана на заказ. Ручная работа. Не идеальная, конечно, пару раз у создателя точно дрогнула рука. Где-то в области подбородка и ушей. Но в конечном счете – работа такая всего одна. Единственный экземпляр какой-никакой, и в моем такси.

Стараюсь поменьше смотреть назад.

– Зато работа интересная. Это ведь важно? Когда интересно? Важнее денег, я думаю. И ничего, что мотаться каждую неделю. В движении всегда интереснее, чем на месте, согласен?

– Конечно, – говорю, а она хохочет.

– Ты вообще круто можешь! И едешь, и сидишь!

Молчу на это. Мы уже на Садово-Спасской.

Вообще как таксист лучше других я точно умею делать вот что: выполнять, не задумываясь, все, что не относится к вождению. Обедаю, говорю по телефону, ругаюсь, даю бессмысленные ответы и комментарии. Так вот едешь, а в голове может происходить чёрт-те что. Любая потусторонняя чушь.

Только с Ксюхой не так. Когда она начинает что-то говорить, меня всерьез передергивает, и уже ни о какой дороге или чем-то еще думать не могу. Слушаю и стараюсь поймать ее отражение в зеркале.

– Можешь особенно не торопиться. У меня поезд только через полчаса. Кажется, кажется… – тыкает что-то в телефоне. – Ну да, 14:25, Ленинградский. Успеваем. А командировки в Питер – это даже очень хорошо. Ты был в Питере?

– Нет еще, – говорю и закладываю на Академика Сахарова; «ловлю» ее позади.

– Эх ты, как же так?! Давай, – говорит, – как только потеплеет, сразу в Питер! Не пожалеешь!

А сама в легком желтом платье. Куда в таком в Питер посреди весны? Все в куртках вон. А вообще мне наплевать. Хотя бы потому, что все это отвлекает меня от вождения. Очки ее, например. Те так вообще последний аксессуар, довершающий уродство этого мира. Не могу не смотреть на них!

– Поможешь мне донести сумку до перрона? – спрашивает.

Киваю; паркуюсь у Ленинградского вокзала.

– Не тяжело? Ты мне только до перрона помоги, – говорит. – Через все эти, знаешь, рамки и ленты, – смеется; маленькая дамская сумочка похлопывает ее по бедрам. – Однажды такая лента выплюнула мой чемодан на целый метр. Он кувыркался полвокзала!

– Так на метр или полвокзала?

– Представляешь?! – смеется.

Проходим несколько рамок. Она задерживается у расписания поездов. Я позади задерживаюсь взглядом на ее фигуре.

Выходим на седьмую платформу к поездам.

– Весь грязный потом ехал, – Ксюха продолжает вспоминать тот случай с чемоданом. – Надо было лучше на «Сапсан» брать, да? Он всего через час. И едет меньше.

– Не знаю.

– Просто у меня встреча только завтра утром. Поэтому особенно и не тороплюсь. Купе же тоже ничего. И по цене удачно вышло.

Ничего не могу на это ответить. Не люблю ни вокзалы, ни поезда. И тут хоть купе, хоть ваш трижды хваленый «Сапсан».

А Ксюха уже забралась в поезд, и какой-то мужик закидывает ее чемодан на верхнюю полку. Мне это не нравится. Смотрю на них. Какие все же ужасные у нее очки, и как странно, что они ей идут.

Говорит по мобильному и пьет воду. Смеется.

Из поезда выходит мужик, который прикасался к ее сумке. То есть почти что к ней. То есть он это проделает еще как минимум раз, на вокзале Петербурга. Злюсь, будто касается чемодана, который мы покупали вместе. Думаю, надо его предупредить, что мне такое не по душе! Пусть знает. Он как раз проходит мимо меня, выкуривая сигарету. Похож на какого-то грузина. Особенно носом.

Открываю рот, даже что-то говорю ему вслед, но, видимо от волнения, не слышу собственной речи. Опять смотрю на Ксюшу через окно. Она занимается все тем же. Грузин проходит обратно с новой сигаретой. Время течет из рук вон плохо! Все нахрен занимаются здесь одним и тем же! Мужик поглядывает на меня. И на нее тоже поглядывает. На меня и на нее. Закуривает третью.

– Отправляемся, – говорит проводница у двери вагона. – Кто уезжает, заходим!

Мужик роняет сигарету, придавливает ботинком кончик фильтра. Только вместо вагона идет ко мне. Подходит почти вплотную. Так делают, когда собираются втихаря пырнуть ножом. Или рассказать секрет. И то и другое вызывает легкий испуг.

– Паслюшай, – точно грузин; говорит и косится на меня, потом на Ксюшу. – Ми с нэй вмэсте едэм. В адно купэ. Ти нэ пэреживай. Всо харашо буит. Отворачивается и вроде бы уходит. Но нет. Снова ко мне. Его костлявые пальцы смыкаются на чьей- то невидимой шее. Скалится.

– Под Питэром, – подмигивает мне.

Прыгает в вагон, и проводница закрывает двери. Следующее, что помню: бегу за отъезжающим поездом, пока не заканчивается перрон. Спрыгиваю в мазут и щебенку; бегу дальше. До первого работника РЖД.

– Ну-ну-ну! – Мужик в оранжевой безрукавке растопыривает руки. – Куда несешься?!

Тычу в хвост поезду, и прерывистое дыхание не может вывезти на себе ни единого понятного людям звука.