Удивительные истории о любви (сборник)

Позже, уже в Сполето, я понял, как мне повезло. Второе место при распределении пансионов в университете крайне расстроило меня. Вместо того чтобы ехать во Флоренцию, искать первоисточники Данте, я буду два месяца изучать никому не известные соборы и фрески. И вот теперь, неспешно гуляя по безлюдным улочкам этого городка, я благодарил судьбу. Какое-то торжественное, возвышенное настроение не покидало меня со вчерашнего дня. Солнце стояло в зените. Выйдя на площадь, я обошел собор, остановился возле входа, затем, как бы не решаясь войти внутрь, отошел в тень соборной стены.

Что я знаю об этом соборе? Он принадлежит к числу важнейших романских соборов в Италии, внутренность его переделывалась много раз. Фрески в нем написал Филиппо Липпи, написал незадолго до своей смерти. Именно по ним я и должен буду проследить влияние мастеров Умбрии на флорентийскую живопись. Что еще?

Начиналась месса. Горожане и крестьяне из окрестных деревень небольшими группами собирались у входа в святой храм. Я немного смутился – люди удивленно разглядывали меня, о чем-то переговаривались. Три миловидные итальянки лет семнадцати, проходя мимо, задорно на меня посмотрели.

Ко мне подошел пожилой мужчина, по виду торговец или мелкий чиновник.

– Scusi, signore. Si puo capire, Lei non è nostro, vorrei dire – non è italiano. Se permette, da che cosa possiamo aiutare? [5]

– Grazie, Lei ha ragione, sono Russo,[6] – улыбнулся я.

– Russo? – переспросил итальянец. – Penso, che lei sia il primo nella nostro città.[7]

Двери собора распахнулись. Народ стал шумно заходить.

– Dimmi, per favore, vorrei stare alla Messa, ma non lo so, se si puo, sono ortodosso,[8] – спросил я.

– Il Signore è unico per tutti. Benvenuto! [9] – добродушно засмеялся чиновник.

После мессы я еще долго сидел на скамье. Затем, обойдя все нефы, вышел наружу. Глазам было больно от солнца. Народ уже разошелся и перед собором никого не было. Выйдя с площади, я свернул в тень улочки и через три минуты оказался на небольшой террасе. Широкая открытая долина глядела на меня снизу. По склону темными пятнами виднелись оливковые рощи, вдали угадывались очертания францисканского монастыря. Прямо под террасой серебрилась тихая речка. Я с головокружительной высоты смотрел на каменный мостик, и мне казалось, что я вижу на нем принцессу из старинной итальянской песенки. Принцессу, упавшую весной в реку и поднятую ветром на звезды.

3

В июне 1914 года, радостный и вдохновленный, я вернулся в Петербург. Поскорей сдать отчет о поездке и затем успеть съездить в Пермь. Последний раз я был дома в январе. Дела продвигались как нельзя лучше, все шло по плану, билет до Москвы уже лежал в кармане, как вдруг, солнечным днем, пришло письмо. Все остановилось и потеряло смысл.

Я живу, радуюсь и огорчаюсь, переживаю по пустякам. И мне все кажется, что когда-нибудь начнется настоящая, совершенно другая, новая жизнь. А в это время то, что называется жизнью, уходит, проходит мимо, убегает, как вода в речке. А я сижу на берегу и не понимаю, что теряю каждый миг. И понимание этого приходит лишь тогда, когда мы теряем близких. Но уже поздно. И все кажется бессмысленным.

Мама встретила меня на вокзале, и я не узнал ее. Пятидесятилетняя строгая женщина, в трауре и с резко обозначившимися морщинами, она как будто постарела на десять лет.

– Что ты собираешься делать дальше? – спросила она меня как-то вечером..

Я молчал. Хотя и осознавал, что мне придется сделать тяжелый выбор, отказаться от всего, к чему я стремился последние четыре года.

Через месяц началась война. И тогда первый раз в жизни у меня промелькнула мысль бросить все и уйти на фронт. Что же меня остановило? Может быть, врожденная страсть противоречить? Все мои знакомые, до этого бывшие чуть ли не социалистами, вдруг стали пылкими патриотами и так же яростно, как они ругали правительство, вдруг начали восхвалять Николая Николаевича и наперебой рассказывать об успехах в Галиции. В долгую войну никто не верил: полгода, максимум год. Так же думал и я.

4