Удивительные истории о любви (сборник)

Она всхлипнула, положила Матвейку на одеяльце и отошла от кроватки. Прянула к входной двери, но за ней, со двора, весомо гавкнул Эльбрус. Тогда она ловко подскочила к окну на огород, открыла его и нырнула в темноту.

Кирилл еще с минуту держал окно на мушке, потом подошел, запер на обе щеколды и лишь после этого вытер мокрый лоб.

Восемь утра. Ну, почти восемь… Рано? Рано.

Матвейка? Все в порядке, спит.

Кирилл сидел рядом с кроваткой, не выпуская ружье из рук. И вслушивался в звуки за окном. Поселок просыпался. Все как всегда.

Восемь пятнадцать? Рано? Ладно, черт с ним.

Вспотевший экран телефона. Нужный номер уже давно набран. Осталось нажать кнопку вызова.

– Толик? Привет! Это я, Кирилл. Да, да… Ты прости, что прямо с утра… Спишь еще?

Он выложил все. Про аварию, дерево, удар – Толик ведь не знал этого. Про сломанный позвоночник. Да, смерть. Кажется, врач был, констатировал… Про похороны. Похороны совершенно мертвой Ирки. Про запах, силуэт и ночную гостью на кровати.

Толик должен понять. Толик не отмахнется. Не отмахнется, даже если Кирилл будет нести полную чушь. И пусть Толик давно в Москве, пусть он уважаемый врач, не чета деревенскому затворнику Кириллу, но детская дружба – она ведь самая крепкая, она навсегда.

– Каталепсия, Толик, понимаешь? Я не доктор, как ты, но почти уверен – каталепсия! Или кататония. Ты разберись, пожалуйста! Я же тут с ума сойду от всего этого, понимаешь?

Толик молчал. И даже молчание это было удивленным. Он ждал, что еще добавит Кирилл, но тот уже выдохся.

– Да, Кирюх… – Толик сделал глубокую паузу. – Задал ты мне с утра пораньше. Не шутишь?

– Таким не шутят…

– Тогда приеду, – решился он. – Приеду и разберусь с этой вашей каталепсией. Только вот залез ты в свою глушь – быстро и не добраться. К пятнице. К пятнице доеду. Ждешь?

– Жду, – кивнул Кирилл. И прошептал одними губами: – Спасибо, Толик…

Кладбище жалось к поселку, как бездомная дворняга. После похорон он был здесь всего один раз – не хотел совмещать Ирку из своей памяти – живую, теплую, смешливую – с тоскливой безвозвратностью всех этих крестов, камней и оградок под чахлыми березами.

Но могилу он нашел сразу. Серый прямоугольник, фамилия, имя и годы жизни. Ему предлагали сделать фото – металл, керамика, стекло, – но он отказался. Выбирать, лезть в альбомы, где она улыбалась и жила, было невыносимо.

Надгробие вкопали не по центру. Сбоку – он специально попросил – оставили место. Ровно половину участка. Для него, Кирилла.

Он стоял и смотрел. Едва покачивая на руках Матвейку – тот тоже смотрел, но не куда-то, а прямо в небо, вперившись в него голубыми глазенками. А Кирилл вдруг понял, почему здешний запах кажется таким знакомым. Минувшей ночью Ирка пахла именно так – свежей землей и перегноем.

Решившись, он прошел по тропинке чуть дальше. Отсюда хорошо было видно, что сбоку от Иркиной могилы чернеет яма.

На обратном пути Матвейка уснул прямо на руках. Дома Кирилл осторожно положил его в кроватку. Проверил все окна: створки, форточки, щеколды. Запер заднюю дверь. Выглянул на крыльцо.

Казбек немедленно облапил хозяина, а Эльбрус ухитрился подлезть сбоку и лизнуть Кирилла в щеку.

– Проголодались, морды?

Он забрал их тазик в кухню, плюхнул в него вчерашнюю кашу, насыпал отрубей, а сверху крупно нарубил пару увесистых кусков мяса из холодильника. Тщательно перемешал и выставил у крыльца.

Эльбрус трапезничал интеллигентно, выкусывая из тазика мясо и жуя его аккуратно, словно в ресторане. Казбек же всегда торопился и жадно, не разбираясь, опустошал любую емкость с едой. Но на сей раз он почему-то не спешил.

Скорчив странную физиономию, пес внимательно смотрел на открытую дверь в дом. Его уши, еще минуту назад висевшие тряпками, приподнялись. Эльбрус, словно опомнившись, тоже замер. Прислушался.

Кирилл похолодел и бросился внутрь.

Три огромных шага – вот она, спальня. Детская кроватка пуста.

Все вдруг поплыло перед глазами. Кирилл беспомощно мотнул головой – в одну сторону, в другую. Где? Куда бежать?

И сразу же увидел следы. Женские туфли. Знакомая кладбищенская грязь.

Метнулся в главную комнату, оттуда взлетел по лестнице на второй этаж. Зачем ей наверх? Отсюда сложнее убежать…

Три двери, на выбор. Он рванул ручку и угадал. Когда-то это была комната Ирки, а потом появился Матвейка – и из нее сделали детскую. А теперь она стояла пустой – после похорон Кирилл все снес в спальню.

Голые стены, и ощущение сиротства. Из мебели – один лишь большой шкаф с остатком Иркиных вещей. Окно на огород…

И Ирка на подоконнике. С сыном.

Кирилл бросился бы сразу. Но одной рукой она прижимала к себе Матвейку, а второй крепко держала ружье. Его собственное ружье, ствол которого смотрел теперь Кириллу прямо в лицо. Потому он и промедлил, растянув единственную мысль на несколько долгих мгновений.

И все-таки прыгнул. Иркин палец дрогнул и нажал на спусковой крючок.

И – ничего. Никакого выстрела. Он никогда не давал жене ружье. Откуда ей знать про предохранитель? Надежда на пару лишних секунд сбылась.