Удивительные истории о любви (сборник)

Нет! Что-то там, внизу. Стук? Он скатился на первый этаж – пусто. Следы? Он бухнулся на четвереньки, всматриваясь в доски пола. Нет. Если и было, уже сам затоптал. Не стоять!

Он два, три раза пронесся по всему дому – и остановился у задней двери. Его одурачили. Сына здесь уже не было.

Кирилл стиснул зубы, взвыл почти по-собачьи – и выбежал на улицу. Переулками, мимо кривых домов, заглядывая за заборы, вдоль оврага, по берегу реки – он мотался везде. Пусто. Она либо спряталась у кого-то дома, либо таится где-то в огороде, либо…

Он уже не мог бежать. К кладбищу он шел, не в силах успокоить дыхание. Сердце долбилось в ребра, в боку кололо и хотелось сплюнуть, но слюна – липкая, тягучая оставалась на губах.

Идти не хотелось. Именно на кладбище – не хотелось. Нет, не страшно. Тоскливо. Тоскливо до предела.

Могила Ирки как будто осталась прежней. Тот же серый камень, то же имя, те же даты. Вот только сбоку – Кирилл заглянул – почему-то не осталось подкопа, ямы, уходящей в глубину. Дерн. Трава. Будто всегда так было. Никаких следов.

В остальном же – все как раньше. Пустое место рядом… Нет, не пустое. Кирилл в ужасе уставился на клочок земли, оставшийся для него. Там была могила. Вторая могила. Точь-в-точь как Иркина.

Глаза нашли имя. Белецкий Матвей. И годы коротенькой жизни.

Мир как будто завертелся вокруг Кирилла. Чтобы не упасть, он сел. Прямо на землю.

Как? Как это возможно? Ирка забрала его с собой? Туда? Так быстро? Откуда же… Ну откуда эта вторая могила?!

– Она давно здесь, эта могила.

Чей-то голос из-за плеча. Наверное, Кирилл последнюю фразу выкрикнул вслух.

Он обернулся. Сзади стоял Толик. Столько лет не виделись – а ведь почти не изменился. Да, стал крепче, наел щеки, да и морщины – вон, между бровей… И глаза – взрослые, печальные. Но смотрят внимательно, цепко.

– Только ты ее никак не хотел увидеть. Посттравматический стрессовый синдром, осложненный конфабуляциями.

– Не понимаю.

– Думаю, уже понимаешь. Раз увидел, то понимаешь. – Он помолчал. – Я ведь три дня как приехал. Конечно, сразу в морг – как так, похоронили живую. Там и узнал, что не одну ее.

– Не одну? – Кирилл зажал ладонями виски.

Маршрутка летит в лоб, обгоняя фуру. Он проскакивает между и слишком резко тормозит. Машину тащит боком – в кювет, в то злополучное дерево… Если бы Ирка была пристегнута, ее не выбросило бы в окно… Но кто же пристегивается на заднем сиденье?

Особенно если на руках – младенец?

– Никак не мог вывести тебя из этого цикла, – Толик говорил тихо, но каждое слово звучало для Кирилла как удар колокола. – Якобы живой сын. Якобы ожившая жена. Компенсаторные галлюцинации. Ни один психиатр на это не пошел бы. Нейролептики, транквилизаторы – и принудительное лечение. Но ты мой друг, Кирюха. Я не мог не попробовать. Все-таки шанс на нормальную жизнь.

Кирилл слушал молча, обхватив голову ладонями. И морщась от осознания.

– Собак жалко, конечно. Прости, надо было быстро. Не рассчитал – хотел усыпить, но дозы слишком большие оказались. Остальное просто – оставить открытым сарай, перекусить и выгнуть сетку вольера. Надо было, чтобы ты поверил…

Кирилл поднялся и медленно пошел к дому.

Собак он похоронил справа от крыльца, там, где начинался огород. Копал уже в темноте, монотонно вгрызаясь лопатой в остывающую землю. Место решил ничем не помечать – достаточно того, что он знает, где они.

Дома посмотрел в зеркало над раковиной. Серое лицо, корка грязи – и две дорожки вниз под глазами.

Умылся, сел на кровать. Из темноты проступили очертания детской кроватки. Надо будет завтра отнести ее наверх, в пустую Иркину комнату. Или сразу на свалку – чего уж теперь…

Ночью растревожились собаки. Казбек не лаял, а издавал высокий, пронзительный вой. Надсадный, потусторонний вопль, от которого шли кожей мурашки. Эльбрус вступил низко и гулко, равномерным отрывистым хрипом.

Никто не ответил им. Весь остальной поселок молчал, затаившись.

Ольга Есаулкова И пошел настоящий снег

– Я хочу убить свою дочь…

Сергей отложил ручку и внимательно посмотрел на женщину, сидящую напротив. Клиентка теребила тонкими сухими пальцами бумажный платок, скручивала в жгут, а затем снова расправляла, периодически поднося его к пламенно-красному рту, нелепо выделявшемуся на немолодом, нездорово бледном лице.

– Сколько лет вашей дочери, Тамара Львовна?

Сергей тихонько постучал ручкой о стол красного дерева – вычурно дорогой, купленный в кредит, но Сергей просто не представлял себе кабинет психолога, имеющего право брать деньги с клиентов, без этого чертова стола, будь он неладен. «Серый, этот стол ты взял в ипотеку, а не в кредит», – ворчал Вовка Титов, затаскивая вместе с Сергеем на второй этаж по лестнице тяжелую громадину стола, воцарившегося в помещении так, словно именно ради него все и затевалось.

– Тридцать шесть, – прошелестела клиентка.