Удивительные истории о любви (сборник)

Боль вспыхнула, погасив все вокруг. Он думал про занятые руки, но позабыл о ногах. Ирка пнула его в голень. И сразу же в загривок ударил пол.

Без шансов. Когда-то хрупкая жена откинула его, взрослого мужика, как котенка.

Морщась, Кирилл приподнялся на локтях. Ирка все так же сидела на подоконнике, с застывшим спокойствием на бескровном лице.

Не мигая и не отводя глаз, она аккуратно положила ребенка на подоконник. Матвейка спал так крепко, что даже не пикнул, лишь причмокнул губами. Освободив вторую руку, она положила ладонь на ствол ружья, медленно согнула его. Металл протестующее заскрипел, но поддался нечеловеческой силе. Закончив, она отбросила в сторону железяку, ставшую ненужной.

Звон металла о доски вывел Кирилла из прострации. Он хотел вскочить, но боль полыхнула сразу в нескольких местах. Пришлось подниматься, держась за шкаф. Шершавое дерево дверцы, прохладный металл ручки – и тут он вспомнил.

Он приоткрыл ящик и засунул руку внутрь, в глубину. Есть! Черная рукоятка с одной-единственной кнопкой. Очень похоже на фонарик, но гораздо мощнее. Когда-то Ирка ходила с ним на работу – пять километров по проселку в одну сторону, по темноте. Скорее для собственного спокойствия Кирилл купил ей электрошокер. И вот он, так ни разу и не пригодившийся, лежал в глубине ящика.

Только бы работал!

Кирилл оглянулся. Заметила? Он спрятал шокер в рукаве. Так. Теперь бы выпрямиться. Кажется, ничего не сломано.

Ирка встала, скособочившись, заслонив собой сына. Тот по-прежнему спал.

– Не отдам, – сказала она.

Голос оказался хриплым и утробным, как расстроенный орган.

– Спокойно, Ира. Спокойно. Это же я. – Он медленно, не делая резких движений, подошел. – Все будет хорошо, Ира. Я позвонил Толику, он приедет…

Кирилл плавно поднес к ней руку, словно собираясь обнять. Шокер скользнул в ладонь, палец лег на кнопку.

Разряд! Запах озона заглушил все остальное.

Ирка вздрогнула, обмякла и кулем свалилась на пол.

Ночью проснулись собаки. Эльбрус гавкал низко и монотонно, словно задавая ритм. Казбек вступил с соло, начав тенором и взлаивая почти до фальцета.

Немедленно, будто ждали сигнала, откликнулись соседские псы, коверкая тишину улицы разноголосицей. Затявкали тузики у оврага, отозвались шавки с той стороны, зашлись лаем овчарки с дальнего конца поселка. Дождавшись апогея всеобщего гама, хрипло и веско высказался старый полкан из дома у реки.

Кирилл не слушал собак – они были лишь фоном для других звуков. Тихо хныкал Матвейка, а со двора – снова и снова – доносились глухие удары.

Он поднялся, автоматически проверил памперс – сухо. Лоб – теплый.

– Ш-ш-ш-ш. Спи, сынок. Это просто собаки…

Он знал, давно понял, что дело не в собаках. Не они будят ребенка. Когда Матвейка просыпается ночью и начинает тихонько хныкать, это сразу же слышит Ирка – там, во дворе. Слышит и начинает долбиться в стены сарая. И уже это поднимает собак.

Он вышел во двор, открыл скрипучую дверь сарая. И снова не стал включать свет – слишком беспощаден тот был к Ирке, слишком выпячивал ее неестественность.

– Ира!

Стоит в полутьме, не подходит. Но смотрит, смотрит исподлобья, жалобно, как побитая дворняга.

– Ира… Как ты?.. – Голос дрогнул.

Кирилл сглотнул. Как она? Да понятно как. Плохо, очень плохо. Не ест, почти не разговаривает, кожа расползается, волосы клочьями по всей клетке. И запах, трупный запах, который начинает перебивать все.

Безысходность, безвыходность, замкнутый круг. Что делать с ней? Сердце разрывается – это ведь она, это Ирка, его любимая жена страдает в темном сарае. Одежда – бомжи побрезгуют. Может, дать ей переодеться?

Он вспомнил синюшные груди и червей. Невольно передернулся.

Осталась лишь одна надежда. Самая последняя.

Толик. Он приедет уже завтра. Он разберется.

Обязательно разберется.

– Кирилл, привет! Я на станции. Заберешь?

Отлегло. Он ведь до последнего боялся, что друг не приедет. Но Толик, верный Толик, не подвел.

– Конечно, заберу. Жди, я скоро.

Он хотел добавить еще что-нибудь, но не стал. Скоро. Совсем скоро Толик будет рядом – и они начнут распутывать всю эту чертовщину.

Матвейка гулил о чем-то своем и делал попытки улыбнуться. Надо же. Скоро научится. Кирилл одел его, приготовил бутылочку, пошел греть машину.

И уже на крыльце понял – что-то случилось.

Собаки не встречали его. Казбек лежал прямо у ступеней. Кирилл в два шага спустился, присел рядом. Пес не дышал.

И сразу же он увидел Эльбруса – у сарая. А там… Кирилл похолодел. Дверь была приоткрыта.

Он дернулся туда, распахнул створку. Сетка вольера, прочнейшая стальная сетка, выгнулась лопнувшим пузырем. Как будто какая-то сила, сокрушающая все, вырвалась оттуда на волю.

– Ира! – позвал он. И не узнал свой голос. Он уже понял, что ее тут нет.

Кирилл вскочил и помчался обратно, в дом. Матвейка!

Кроватка, в которой он только что оставил сына, оказалась пуста.

Его будто обдало кипятком, по виску пробежала струйка пота. Где?! Где, черт побери?!

Он заметался по комнатам. Что-то звякнуло наверху – он мгновенно взлетел по лестнице, распахивая все двери и зажигая свет. Руки тряслись, промахиваясь мимо выключателей.