Сергей доплелся до машины, угнездился на заднем сиденье и достал заначку: пачку сигарет, припрятанную на всякий случай. Кто знал, что всякий случай настанет так быстро. Сергей закурил, затянулся со всей силы, медленно носом выдохнул, и едкий дым заполнил салон авто. И казалось, что в машину проник пар, поднимающийся от речушки, прохладный и успокаивающий. Успокаивающий…
…Сергей протискивался сквозь толпу малознакомых или вовсе не знакомых ему людей, стараясь не расплескать шампанское в высоком бокале на тонкой ножке. Вообще он бы предпочел кружку пива, но, как говорит мама: «Пиво – напиток нищебродов и бухариков», а здесь, на его первой
От шампанского Сергея начало клонить в сон, и он присел на табуретку у стены. Да и пусть. Пусть он смотрится, как полный придурок, но и в ногах правды нет. Сквозь марево неумолимо приближающегося сна он увидел… нет, сначала услышал, как рядом с ним какая-то женщина заговорила быстрым громким шепотом:
– Сеня, вот посмотри – это же совсем другая история. Погляди, как здесь дышит солнце, как пыль танцует вместе с девушкой. Какое движение! И взгляд – он не внутрь даже направлен, а словно бы в параллельный мир… Невероятно. Вот у автора именно этой работы я бы снялась в любом виде!
– Я бы запретил в любом виде, дорогая, – пробубнил мужской голос, но женщина будто не услышала его и повторила:
– В любом!
Сергей потер глаза, разогнал сон, поднял голову и увидел эту женщину. Она смотрела на работу, выбранную Сергеем с дозволения
Она выглядела лет на тридцать. По крайней мере она точно была старше Сергея, отметившего в том году свои двадцать три на удивление тихо в компании одного лишь Вовки. Она постоянно теребила три тонких золотых цепочки на правом запястье изящными пальцами с готично-черным маникюром, а еще то и дело запускала руку в свою небольшую, но объемную сливового оттенка сумочку, доставая оттуда то помаду (и бездумно подкрашивала губы, начхав на все условности), то ключи, то телефон, то расческу (и тоже без малейшего стеснения прилюдно причесывалась)… Сергей тогда эти отношения у девушки и ее сумочки назвал «танцующие руки».
Ирма. Ей удивительно шло это имя – грациозное и строгое,
Но при этом вся её строгость, картинная красота и легкая отстраненность вкупе с детской непосредственностью не могли скрыть того, что Сергей увидел или даже почувствовал сразу – и только это стало иметь для него значение. От Ирмы веяло уютом… Домом, теплом, сладкой выпечкой с корицей, долгими вечерами с чашкой глинтвейна в руке, мягкостью пухового платка, шелестом потрепанных страниц книг со стертыми именами на обложках, хранившими в себе самые невероятные истории… Такой она была для него –
Ирма отвела взгляд от так восхитившей ее фотографии, обернулась и близоруко сощурилась, обвела взглядом толпу и обратилась вроде бы к своему спутнику, а вроде бы в никуда:
– Он же где-то здесь должен быть, фотограф этот?
Сергей встрепенулся, вскочил со стула, чуть не упал, потому что он отсидел ноги, и в ступни немедленно впились тысячи мелких иголок.
– Я здесь, это я фотограф! – крикнул Сергей с таким ликованием, словно только что решил теорему Ферма.
Ирма взглянула на него изумленно и радостно рассмеялась.
Её рука, маленькая и прохладная, легла в руку Сергея и на мгновение замерла. И Сергей тоже замер, чтобы не спугнуть этот миг.