Если вы не только без труда вспомнили эти имена, но и в самом деле хотите знать, что же случилось с героями Ли в дальнейшем, за рамками ее первого и главного романа, без колебаний покупайте «Пойди поставь сторожа» и скорее бросайте читать мою рецензию. Для остальных же – немного спойлеров: Джим умрет в двадцать два года от сердечного приступа прямо напротив отцовской адвокатской конторы; Дилл уедет путешествовать в Европу и не вернется; Аттикуса Финча скрутит жестокий артрит, а Глазастик (вернее, Джин-Луиза Финч) замуж не выйдет – по крайней мере, до двадцати шести лет, зато уедет в Нью-Йорк, откуда будет наведываться домой лишь на две недели в году. Именно об этих двух неделях и пойдет речь в книге – Джин-Луиза вернется в родной Мейкомб, штат Алабама, для того, чтобы окончательно попрощаться с детством, пережить крушение всех своих идеалов, а после с прямой спиной (и, как водится, со слезами на глазах) отправиться навстречу взрослой жизни.
Иллюзиям героини суждено разбиться о вопросы расовой сегрегации. Борьба за права негров, с некоторым опозданием докатившаяся до захолустного Мейкомба, вызывает небывалую поляризацию внутри городского общества. Привычные связи (хороши уж они были или плохи) рушатся, а на смену им приходит отчуждение и вражда. Старуха Кэлпурния – черная кухарка, вырастившая Джин-Луизу и ее брата, – не хочет больше видеть свою воспитанницу. Но самое страшное – Аттикус, обожаемый отец героини, ее персональный эталон благородства, честности, справедливости, сдержанности и отваги, – внезапно оказывается членом местного клуба белых расистов, а в прошлом – участником Ку-Клукс-Клана.
На протяжении трехсот с небольшим страниц героиня будет пытаться то принять и осмыслить новую картину мира, то спрятаться от нее в сладкие детские воспоминания, то искать спасения в бегстве и отрицании всего, что было для нее свято. Как результат этих сумбурных, слабо сочлененных между собой метаний Джин-Луиза осознает, что любить и боготворить – не одно и то же, что любить вполне возможно даже того, с кем жгуче не согласен, что не стоит выходить замуж из детской сентиментальности и что будущее ее лежит далеко за границами округа Мейкомб. И хотя некоторая часть этих выводов станет для читателя полной неожиданностью (юная Харпер Ли еще не была таким чемпионом по выстраиванию характеров и мотиваций, каким стала впоследствии), картинка в целом сложится. Тусклая и пыльноватая, как пересушенная алабамская почва, но довольно цельная.
Если бы не «Убить пересмешника» – по-настоящему великий роман, без преувеличений составивший эпоху в американской литературе, – «Пойди поставь сторожа» прямо из типографии тихо отправился бы куда-нибудь в третий ряд «южной прозы», где и был бы благополучно забыт. Теперь же ему предстоит вечно прозябать в тени блестящего собрата, своим несовершенством и незрелостью выгодно оттеняя и подчеркивая его красоту. Грустная участь и, пожалуй, серьезная ошибка американского издателя и самой восьмидесятидевятилетней писательницы. В третьем ряду, под толстым слоем пыли этому роману было бы комфортнее.
Гилберт Кийт Честертон
Бэзил Хоу
В отличие от «Пойди поставь сторожа» Харпер Ли, юношеский и тоже никогда прежде не публиковавшийся роман Гилберта Кийта Честертона «Бэзил Хоу» представляет интерес вовсе не только для касты фанатов (да и есть ли она – эта каста фанатов Честертона? Если да, то определенно не в России). На этом небольшом (впрочем, все романы этого автора невелики) тексте лежит тот же отсвет чудесной свежести и оптимизма, что и на всех остальных честертоновских творениях, – пожалуй, даже в чуть более чистом, концентрированном виде.
Троица красавиц-сестер – Кэтрин, Маргарет и Гертруда – отдыхают на приморском курорте, где знакомятся с долговязым молодым человеком, взявшим на себя непростую роль светского шута, – Бэзилом Хоу. Между Бэзилом (неуверенным в себе и болезненно застенчивым – собственно, отсюда и шутовская личина) и рыжеволосой Гертрудой (хулиганкой и сумасбродкой, но с добрым сердцем) завязывается нечто вроде полудетского романа, однако им приходится расстаться – для того, чтобы встретиться снова через шесть лет и вот тогда уже полюбить друг друга по-настоящему. Незатейливый сюжет, герои, похожие скорее на театральные маски, чем на живых людей, преувеличенно чинные викторианские мизансцены (вот герои на манер кэрролловской Алисы отправляются на лодочную прогулку, вот пьют чай, вот кружатся на балу, а вот шепчутся в оранжерее) – то ли вопреки всему этому, то ли благодаря, но роман Честертона буквально источает теплый и радостный свет невинности, уюта и какой-то особой, глубоко укорененной надежности.