Читаем Удивительные приключения рыбы-лоцмана полностью

Издательская аннотация подчеркивает, что Варвара Малахиева-Мирович прожила длинную и, в общем, малоприметную жизнь, за которую, тем не менее, успела свести знакомство со множеством великих людей своего поколения – от философа Шестова до актера Ильинского, от наркома Луначарского до художника Фаворского, от писателя Даниила Андреева до мхатовской примы Тарасовой. Вероятно, в силу такого предварения от воспоминаний (хотя вернее будет сказать дневников) Малахиевой ждешь в первую очередь описания встреч с великими людьми – занятных и малоизвестных деталей, ярких зарисовок и тому подобных мемуарных финтифлюшек. А вот к чему читатель оказывается совершенно не готов, так это к тому, что фигура самой Малахиевой полностью самоценна: тихая, непубличная, оставившая более чем скромное литературное наследие Варвара Григорьевна легко затмевает своих знаменитых и выдающихся знакомых если не яркостью, то глубиной и душевной сложностью. Самый интересный, противоречивый, вызывающий многообразную гамму чувств – от раздражения до сострадания – персонаж ее восьмисотстраничных мемуаров – это она сама.

Киевлянка, в юности она успела переболеть народничеством, посотрудничать с петербургскими литературными журналами, пережить невероятного накала платонический роман с философом Львом Шестовым (которого так и не смогла поделить с родной сестрой), похоронить всех родных, свести дружбу с российской богемой нескольких поколений, вырастить ее детей и внуков (большую часть своей жизни Малахиева провела в статусе «приживалки» – бездомной и безденежной родственницы или подруги, воспитательницы чужих детей и свидетельницы чужих семейных драм)… Кажется, ни одно важное веяние, пронесшееся над нашей страной в промежуток с восьмидесятых годов позапрошлого века до середины века прошлого, не оставило в стороне Варвару Григорьевну – за вычетом, пожалуй, сталинских репрессий, выкосивших весь ее ближний круг, но удивительным образом пощадивших ее саму.

Если в этот момент вы вспомнили бестселлер Лилианны Лунгиной «Подстрочник», также характерный исключительной включенностью рассказчицы в малейшие движения отечественной истории, то при известном внешнем сходстве ассоциация эта всё же неверна. В отличие от светской, яркой, обращенной вовне Лунгиной, Варвара Малахиева всю жизнь прожила преимущественно внутри себя, и ее история – это история именно «внутреннего», замкнутого человека, поглощенного в первую очередь рефлексией.

Начав писать свои дневниковые заметки в 1930 году, в возрасте шестидесяти одного года, Малахиева-Мирович вела их до самой смерти в 1954-м. Воспоминания о давнем прошлом в них соседствуют с описанием событий, происходящих здесь и сейчас. Поразительная, пронзительная, едва ли не неловкая искренность соседствует в них с жесткой самоцензурой: так, к примеру, нигде, ни словом, ни намеком, не критикует она действия властей, а о людях, казненных или пребывающих в лагерях, говорит так, как говорят о больных страдальцах – безлично и без внутреннего протеста. Наблюдать за тем, как прошлое в голове Варвары Григорьевны перетекает в будущее, а оптика, болезненно ясная в одних местах, нарочито замутняется в других, – аттракцион, равного которому по увлекательности так навскидку и не припомнишь.

Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что книга «Маятник жизни моей», подготовленная к изданию Натальей Громовой, – одна из самых важных публикаций последних лет. Русская Сэй-Сёнагон, женский вариант «Записей и выписок» Михаила Гаспарова, «История моего современника» Короленко на новый лад – каждый из этих эпитетов (можно придумать еще десяток других) по-своему справедлив и при этом неполон. «Маятник» Варвары Малахиевой-Мирович – из той породы книг, которым суждена долгая жизнь и множественные интерпретации. И, конечно, сейчас разговор о ней только начинается.

ЛилиаНна Лунгина

Подстрочник

[133]

Эта история начала свое существование в виде фильма, показанного на канале «Россия» и собравшего огромную (а для малобюджетного документального проекта немыслимую) аудиторию. Простой изобразительный ряд – пожилая женщина в студии напротив единственной камеры, редкие вставки старой кинохроники, неяркий свет. Простой сюжет, укладывающийся, по сути дела, в одно слово – «жизнь». Детство, отрочество, юность. Радости, страхи, встречи, утраты… И невероятный, необъяснимый, зашкаливающий зрительский успех. Неудивительно, что книгу, основанную на том же материале, что и фильм, и выпущенную издательством «Corpus» меньше чем через полгода после телевизионной премьеры, ждали с нетерпением и в то же время с тревогой: не исчезнет ли очарование Лилианны Лунгиной при переносе с экрана на плоский лист бумаги? Не пропадет ли магия ее голоса, пластики, улыбки?

Ответ на все эти вопросы – однозначное «нет». Книга, вобравшая в себя, помимо прочего, многие фрагменты, в фильм не вошедшие, производит впечатление совершенно иное, но при этом ничуть не менее сильное и запоминающееся.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культурный разговор

Похожие книги

Расшифрованный Пастернак. Тайны великого романа «Доктор Живаго»
Расшифрованный Пастернак. Тайны великого романа «Доктор Живаго»

Книга известного историка литературы, доктора филологических наук Бориса Соколова, автора бестселлеров «Расшифрованный Достоевский» и «Расшифрованный Гоголь», рассказывает о главных тайнах легендарного романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго», включенного в российскую школьную программу. Автор дает ответы на многие вопросы, неизменно возникающие при чтении этой великой книги, ставшей едва ли не самым знаменитым романом XX столетия.Кто стал прототипом основных героев романа?Как отразились в «Докторе Живаго» любовные истории и другие факты биографии самого Бориса Пастернака?Как преломились в романе взаимоотношения Пастернака со Сталиным и как на его страницы попал маршал Тухачевский?Как великий русский поэт получил за этот роман Нобелевскую премию по литературе и почему вынужден был от нее отказаться?Почему роман не понравился властям и как была организована травля его автора?Как трансформировалось в образах героев «Доктора Живаго» отношение Пастернака к Советской власти и Октябрьской революции 1917 года, его увлечение идеями анархизма?

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Изучение социокультурной истории перевода и переводческих практик открывает новые перспективы в исследовании интеллектуальных сфер прошлого. Как человек в разные эпохи осмыслял общество? Каким образом культуры взаимодействовали в процессе обмена идеями? Как формировались новые системы понятий и представлений, определявшие развитие русской культуры в Новое время? Цель настоящего издания — исследовать трансфер, адаптацию и рецепцию основных европейских политических идей в России XVIII века сквозь призму переводов общественно-политических текстов. Авторы рассматривают перевод как «лабораторию», где понятия обретали свое специфическое значение в конкретных социальных и исторических контекстах.Книга делится на три тематических блока, в которых изучаются перенос/перевод отдельных политических понятий («деспотизм», «государство», «общество», «народ», «нация» и др.); речевые практики осмысления политики («медицинский дискурс», «монархический язык»); принципы перевода отдельных основополагающих текстов и роль переводчиков в создании новой социально-политической терминологии.

Ингрид Ширле , Мария Александровна Петрова , Олег Владимирович Русаковский , Рива Арсеновна Евстифеева , Татьяна Владимировна Артемьева

Литературоведение