Удивительные приключения рыбы-лоцмана

С другой стороны, если отвлечься от этих сиюминутных и, честно говоря, довольно суетных ожиданий, то придется признать, что «Тень Мазепы» – книга не только вызывающая огромное уважение, но и совершенно необходимая. Более того, есть ощущение, что, появись такая книга – умная, взвешенная, очень четко всё расставляющая по своим местам – раньше, и попади она вовремя в фокус общественного внимания, возможно, некоторых из сегодняшних бед удалось бы избежать.

С профессиональной дотошностью исследуя колебания границ украинской нации, ковыряясь в тонкостях ее конфессиональной судьбы, взвешивая на аптечных весах значимость легендарного предательства Мазепы (судя по всему, изрядно переоцененную) и исследуя корни предательства по-настоящему значительного, совершенного гетманом Юрием Хмельницким под Чудновым в 1668 году, Беляков подводит читателя к мысли одновременно очень простой и очень важной. Цитируя своего любимого Льва Гумилева (который, в свою очередь, цитирует старинную персидскую пословицу), Беляков пишет: «Две сабли не входят в одни ножны. Историческое сознание двух даже очень близких народов нельзя соединить. Русский и украинский взгляды на историю неизбежно расходятся». Те вещи, которые нам видятся в одном свете, для украинцев выглядят иначе, причем иногда (как в случае с Мазепой) рознится знак, а иногда только акцент. Восстание Колиивщина – бессмысленная кровавая резня для незаинтересованного русского читателя и последний подвиг вольного козацкого духа для украинца. Андрусовское перемирие – точка с запятой в бессмысленной русско-польской войне с точки зрения России и подлое предательство «москалей» с точки зрения Украины. Разгром Батурина – информационный ноль в нашей истории и одна из величайших трагедий для истории соседской; список можно продолжать едва ли не до бесконечности.

Исторический миф, лежащий в основе национального самоопределения и самой идеи нации как таковой, не может быть истинным или ложным – он не обладает свойством объективности, а значит, не может быть верифицирован или опровергнут. Однако украинский национальный миф, если верить автору «Тени Мазепы», имеет важную особенность: на протяжении нескольких веков он, как на оселке, обтачивался и правился на национальном мифе российском, рождался и консолидировался в противостоянии, в споре с ним. Это не хорошо и не плохо, но это та деталь, которая, по мнению Сергея Белякова, разделяет и в то же время намертво спаивает наши народы, и которую необходимо иметь в виду сейчас и в будущем. Возможно, в чьем-то другом изложении этот тезис мог бы вызывать вопросы, но позиция Белякова настолько исключает малейшие подозрения в какой-либо предвзятости, что к его мнению определенно стоит отнестись серьезно. И это тот самый редкий случай, когда, решительно отказываясь соответствовать тому, что называется «требованием момента», серьезная академическая работа может, тем не менее, иметь самую непосредственную импликацию в сфере политики и государственной мысли.

Алексей Коровашко

По следам Дерсу Узала: тропами Уссурийского края

[151]

Предмет любого гуманитарного исследования сродни ломовой лошади – его внешний вид и стати не то чтобы совсем не важны, но гораздо менее существенны, чем та семантическая нагрузка, которую он способен на себе вывезти. С этой точки зрения Дерсу Узала – знаменитый таежный охотник из книг путешественника Владимира Арсеньева – обладает всеми качествами, необходимыми образцовому объекту изучения. Имя его давно отделилось от своего носителя (и так-то полулегендарного) и зажило собственной нарицательной жизнью в качестве символа идеального единения с природой с одной стороны, и главного бренда Приморья – с другой. Но это на поверхности, а если копнуть чуть глубже, то в образе Дерсу Узала перекрещивается куда больше силовых линий – от литературных до этнографических и от философских до зоологических.

Именно в этом качестве – как точка пересечения разнообразных (далеко не только общественных) отношений – личность Дерсу Узала и интересует нижегородского филолога Алексея Коровашко. В своей книге он с истинно крохоборской тщательностью расследует кейс Дерсу: для начала отделяет в его образе мифы от реальности, обобщенное от индивидуального, а после вдумчиво препарирует и то, и другое. Национальность героя (гольд или таза, то есть, говоря современным языком, нанаец или окитаившийся туземец неопределенного происхождения?), его возможная биография до встречи с Арсеньевым, его семья, обычаи и нравы гольдского племени и – шире – всего населения Приморской тайги, его философия (по сути своей анимистическая), его жизненный опыт и охотничьи практики… Дерсу Узала становится для Коровашко своего рода линзой, сквозь которую он – с максимальным увеличением и предельной фокусировкой – рассматривает всё многообразие первобытной жизни Уссурийского края.