Удивительные приключения рыбы-лоцмана

Можно и, более того, нужно спорить о нравственной состоятельности подобного видения мира (особенно в наше время, когда в худшем случае легитимизация, а в лучшем случае мягкое забвение ужасов сталинской эпохи становится de facto общественной нормой). Утверждение, согласно которому наказание всегда справедливо, а меру этого наказания определяет исключительно общий уровень озверения (или, напротив, гуманизации) общества, выглядит одновременно сомнительным логически и ущербным этически. Однако с одним из прилепинских тезисов трудно поспорить: попытки провести четкую границу между добром и злом применительно к прошлому мало того, что непродуктивны, так еще и чреваты новым витком насилия и отчуждения уже в настоящем, а принятие собственной истории – штука, конечно, необходимая, но при этом гораздо менее приятная и благостная, чем принято считать. Коротко говоря, всем любителям порассуждать о том, что бенефициары сегодняшнего режима – это «внуки стукачей и вертухаев», в то время как люди, ему противостоящие и от него страдающие, непременно ведут свой благородный род от жертв сталинского режима, есть повод задуматься над своими убеждениями. Евгеника – штука ложная и порочная, как ее ни разверни.

Семь жизней

[85]

В российских литературных реалиях рассказ имеет репутацию жанра служебного, тренировочного. Дескать, напишешь один рассказ, потом другой, набьешь руку, а потом сразу роман – и вот тут-то тебе общественное признание, слава и почет. На практике, как правило, всё происходит наоборот: во-первых, потому, что написать хороший рассказ часто бывает труднее, чем неплохой роман, а во-вторых, потому, что отечественные издатели рассказы не любят, и только очень популярный писатель может рассчитывать на их публикацию. В случае Захара Прилепина обстоятельства сошлись самым удачным образом: своими романами и разной другой деятельностью (оставим ее за скобками) он заработал достаточное количество бонусных очков для того, чтобы его рассказы попадали к читателю быстро и бесперебойно, легко проскакивая сквозь издательские рогатки. И отдельное счастье, что он не бросил рассказы писать, потому что делает он это в современной русской литературе, пожалуй, лучше всех.

Если вы плохо знакомы с творчеством Прилепина или совсем с ним не знакомы, но хотели бы познакомиться (и не исключаете возможности его полюбить), то «Семь жизней» – отличная точка входа. Формально рассказы в сборнике объединены идеей «сада расходящихся тропок» – по крайней мере, примерно так формулирует свой замысел сам автор. Начиная с заглавного и очень персонального «Шер аминь» (зимний день, отец надевает пальто и уходит, пятилетний мальчик гонится за ним, но не догоняет – а что, если бы догнал? что изменилось бы в его будущем?), Прилепин пытается прослеживать разные ветки судьбы, находить в прошлом развилки и смотреть, как бы всё обернулось, если бы в каждой из них можно было повернуть один маленький, неприметный винтик. Красивая концепция и, в общем, неплохо описывающая содержание сборника, но в данном случае несколько избыточная: каждый текст в «Семи жизнях» обладает свойством дивной самодостаточности и отдельности.

Если бы концепцию этого сборника взялась формулировать я, я бы сделала акцент на другом – не на внутреннем смысле, а на внешнем приеме: на планомерном и виртуозном обмане читательских ожиданий. Практически в каждом рассказе Прилепин аккуратно развешивает по стенам ружья, которым не суждено выстрелить, размечает тропинки, по которым читатель доверчиво устремляется к обманчиво предсказуемому финалу лишь для того, чтобы в последний момент с визгом тормозов вылететь с накатанной трассы в кювет и дальше, дальше – туда, где он меньше всего ожидал оказаться. Мы читаем рассказ «Зима» как романтическую сказочку про «приехать к морю в несезон», но буквально из последней фразы узнаем, что на самом деле он – о счастливой и жестокой мужской свободе, не о любви, но об избавлении от нее. В конце «Спички и табак, и всё такое» ждем эффектной поножовщины, а получаем странную, статичную – на манер живописного полотна – картину примирения и приятия. В «Петрове» (пожалуй, лучшем тексте сборника) все тщательно расставленные автором ловушки, прозрачно намекающие на возможность счастья, с трагической неизбежностью заводят героя в ледяную пустыню, к одинокой, бессмысленной гибели. «Рыбаки и космонавты» – гомерически смешная зарисовка из жизни молодого гопника и новоиспеченного отца, отмечающего с друзьями рождение сына, – в конце совершенно неожиданно вышибает слезу…