Удовольствие есть наказание

Ne sait quand reviendra…

Cinq sous, cinq sous,

Pour monter notre ménage…

Cinq sous, cinq sous…(фр.)

Fiodor Dostoïevski

Герой наш был воодушевлён до той степени, до какой бывают вдохновлены всякие влюбчивые мальчики, впервые почувствовавшие свою любовь в лёгких объятиях.

Глаза его были веселы, словно солнышко на небе, а сердечко билось так, что не было слышно тишины.

В такие минуты счастья хочется лишь вдыхать воздух и мечтать о своём счастливом будущем.

В жизни таких моментов будет много, жаль, что мы не знаем, что их в самом деле будет много. В наших головах зреет мысль, будто наша любовь есть нечто одноразовое, и поэтому надо цепляться не за первого встречного. Уверяю вас, друзья мои, чувство это многоразовое. В этом и есть сущность испытания любви. Человеку нужно сделать выбор, когда перед ним имеется несколько вариантов, пред которыми он одинаково виноват в своей неспособности сдержать такое сладкое чувство как любовь.

Впрочем, мне отчего‑то кажется, что мои герои испытывают пародии на эту самую любовь.

Но, вероятно, меня просто мучает зависть. Рельса бежал к себе домой, а прибежал к ней, к Элис.

Что бы ни случилось, ему казалось, что только в этом доме существовала защита от всего внешнего мира. Всё в порядке было в его голове – ни одна мысль не спуталась, лишь зрело признание в чувствах. В нраве Рельсы начало просыпаться нечто хулиганское, что могло зацепить душеньку молодой Элис. Только это ему нужно было в данный момент. Ничего не возникало пред его глазами, как это миленькое личико с этими пухлыми губками, со светло‑тёмными глазками. Ему всё представлялись эти губки на его губах, то на прочих клеточках этого сжатого, как изюм, тела. Будто в этих чувствах отсутствовало само понятие инициативы – лишь пародия, исходившая то от одного, то от другой. Как дождь капает на сухую землю своими живительными крупицами воды, так и Элис одна давала надежду Рельсе на дальнейшее существование в этом бесчувственном мире, где только разве и есть место для физических нужд, которые готовы удовлетвориться.

Чувства же, высокие и непонятные, никому и не были нужны. Как и Элис. Ей ведь и вправду неведомо было, что такое любовь. Ей знакомы были привязанность, связь, влюблённость, но никогда не было этого высокого ощущения.

Такого ощущения, будто стараешься улететь далеко‑далеко отсюда.

Ведь только здесь можно не любить. И до сих пор в мыслях у этой девчонки не укоренились представления о высоком, ибо не до этого было. Дело было лишь до удовлетворения своих грязных, низменных, я бы даже сказал "животных" потребностей.

В сущности, ведь Элис этого и не надо было.

Ей нужна была ласка, а не все последствия, вытекающие из неё. Но ждать Элис не хотелось – у всех в её классе с пятнадцати лет начинали появляться парни, и ей тоже захотелось вкусить эту сладость, растягивающуюся обычно на месяца два. Боль от отсутствия парня возвращалась к ней день за днём. Но всё изменилось с того момента, как её собственное тело стало любо самой Элис.

И эти тёмные волосы с рыжиной, и эта ключица, высовывающаяся из‑под топика, и эти малые упругие груди, и в особенности эти мужские икры с ягодицами.

Разбитое от отсутствия любви сердце начало собираться воедино. Она об этом не думала. Элис вообще мало о чём думала, если это не касалось отношений. Но со всей своей усердностью и любовью к себе она так ничего и не делала, а лишь ждала принца на белом коне. Каковы старания – таков и жених. Клаас нашёл Элис в соцсети, где они обменялись паролями от страниц. Элис казалось, что это лишь сблизит их, но два влюблённых идиота продолжали общаться на интимные щекотливые темы с посторонними людьми. Самый лучший период в её жизни был именно тот, когда она впервые встретила Клааса.

Тогда Элис почувствовала максимальное удовольствие от отношений с мужчиной.

Эти поцелуи ей до того нравились, что уже надоели.

Но без них было вовсе скучно и неинтересно обниматься в беловатом такси. Элис это освежало и давало надежду на новую ласку. Она таяла в этих объятиях, приглушая тем самым внутреннюю боль от невидимого расставания со своими родителями. Рельса увидел то, что её любимое тело уже бежит к стальной двери, которая сейчас становилась единственной опорой на его пути. Элис тоже его заметила, но поглядела как‑то странно, будто он был сейчас совсем не к месту. В своей голове Рельса уже приготовил это признание, оно даже выбегало с его зубов, оставаясь на кончике языка. Оно лилось этими благозвучными сочетаниями слов, что обычно говорят молодые люди при признании. Как человек, которому долго не давали говорить, Рельса проговорил около десяти минут, посекундно добавляя в свою речь всё более и более красочные эпитеты, дабы ей польстить. Её уши нещадно впитывали данную информацию. Хочется же человеку быть объектом чьих‑то вожделений и ночных фантазий! Таковы уж люди. Она обдумывала его слова не слишком долго, ибо знала, что за плечами виснет грозный взгляд.