Удовольствие есть наказание

Очередной хмурый день проникал в комнату Элис. Целую ночь она думала, что натворила своим вчерашним отказом. То, что бушевало внутри – это был не страх перед неизвестностью, а лишь инстинкт самосохранения. Подай она тогда надежду, и всё было бы спасено! Глотка её была сорвана так же, как и, собственно, голос. Она чувствовала себя укутанной в мантию‑невидимку. Её не оставляло в покое собственное нутро, так и стремящееся выйти наружу. Невнятная речь Элис более походила на заклинания, нежели на законченные слова. Ежели бы она ослушалась в тот момент свою гордыню, то сейчас, скорее всего, не было бы этих бессмысленных страданий. Внутри Элис зажигались и тлели чувства одновременно. Каждый её вздох передавал эту огромную гамму эмоций. Элис чувствовала, словно всё её тело перемолотили через две огроменные шестерёнки. Никому бы не посоветовал ощущать себя именно так. Элис собиралась пойти навестить Рельсу и извиниться перед ним. Но тело её словно не хотело забираться в одежду. Такие просторные джинсы вдруг стали узкими. Куртку хотелось распахнуть, пускай на улице, что странно, было невероятно холодно. Неодушевлённые предметы вмиг ожили и будто говорили, что нельзя идти к нему. Повредилась и комната – всё в округе стало таким расплывчатым! Предметы таяли на глазах, соединяясь в расплывчатые лужи, что валяются на дорогах осенью. Зрачки расширились – белков будто и не было видно. Но ей хотелось раскаяться, поэтому всё, что было на виду, не имело значения. Элис хотела доказать себе, что это не конец. Что начало ещё наступит вновь – именно так ей и хотелось верить. Ей хотелось зародить в этом умершем человеке жизнь. Он не имел для неё большого значения, но всё равно Элис не хотелось терять своего друга. На улице стало милее, как только Элис вышла из дома. Дворник сгребал камешки, пыль и прочую земляную труху метлой в совок и выкидывал. Элис посмотрела на руку – пальчиков будто не было. Отпечатки исчезли, испарились, стёрлись. С каждым шагом по бетонному бордюру ножки её фиксировали пятки в узах земли. Сколько уже лет прошло с момента её рождения, а полюбила она только сейчас. Каждый стук каблуков превращался в слова из признания Рельсы. Зачем этот глупый мозг генерирует такие идиотические мысли? В нём столько мусора в последнее время. Особенно в отношениях этот вопрос вставал клином. Её носик втягивал воздух тоненькой струйкой, из‑за чего горло сузилось, а в лёгких он скручивался в углекислый газ. Как следует, она уже не существовала, потому что и смотрела Элис иначе, и дышала по‑другому. Где‑то с час назад она дала себе зарок никогда более не заводить такого блуда.

Ей нужен был Рельса. Как друг, как человек, как обожатель. Всё было бы лучше, коли можно было б изменить и повернуть всё вспять. Большое воодушевление на неё оказало Солнце. Половинчатые лучики обнимали тело Элис, открывая миру каждый его кусочек. Розоватые клетки наполнялись кровью и отдавали белизной. Белизна эта было даже элегантна и шла к лицу нашей героине. Во всех аспектах она была идеальна, но только под этим Солнцем. Стоило лишь ей войти в темень тени, как в этом образе появлялось уже нечто тёмное, нечистое. Чертовщинка всегда присутствовала в Элис. Она имела огромную роль в обольщении мужчин. За неё цеплялось сердечко очередного школьника или другого, более приметного, мальчика постарше. Выговора никто ей не делал, потому что все были польщены комбинацией чертовщинки и прекрасного тельца.

Элис всегда давали второй шанс, когда она – никому и никогда. Эгоистичность и прочая нечисть уже давно поглотили её по горло. Не было у неё в жизни плана, структуры. Всё держалось на честном слове. Казалось, что она делала всё, что сама могла делать. Элис не представлялось случая с негативной стороны ощущать всё то, что она ощущала с положительной. Вон его дом. Элис хотела орать – столько в ней было энергии. Что только не было нарисовано на этом каменно‑булыжном здании! Всякие узоры, нецензурные слова и логотипы телеграм‑каналов. Как браслет опутывались спиленные стволы деревьев с уничтоженными кронами вокруг этого дома. Но Элис думала, что жителям этого дома очень повезло, ибо из их окон была видна какая‑никакая, но природа. Открытая дверь так и манила к себе. Элис никак не могла подойти к ней – ноги подворачивались. Она знала, что пути назад нет, но никак всё‑таки не шлось. Слёз, которым можно было бы дать выход, уже не было – их удалили, как неудачные татуировки. Душевное состояние удручало лишь одним своим наличием. Внутри всё опустело с тех пор, как Элис поняла собственную обречённость. Каблучки сами стучали в сторону направления этой стальной двери, которая, как две капли воды, была схожа с её собственной стальной дверью. Из темноты доносилась лишь гулкая тишина, пробирающая своим белым шумом до мурашек. Но пришлось хоть раз в жизни преодолеть себя! Так темно всё‑таки здесь! Каменная лестница четырехэтажного дома будто скрывала в своих закромах целых десять этажей.