Удовольствие во всю длину

«Вот так», – радостно думал Ракитин, улыбаясь какому-то новому чувству. «Вот так», – твердил он про себя, хватая ртом обжигающий воздух свободы и растворяясь в нем без остатка, без единого шанса.

На границе

Зимин сидел на унитазе, приспустив больничные штаны до икр, но все потуги были тщетны – острая боль в паху путала его планы.

Кружилась голова. Три часа назад ему зашили грыжу. Собрав во рту липкую слюну, Зимин с силой выплюнул, стараясь попасть в стоящее возле ног ведро, и промахнулся.

Плевок попал прямо в штаны.

Морщась от досады и боли, он приподнял зад и стал медленно разгибаться.

В коридоре было полутемно – дежурная сестра выключила верхнее освещение, и свет проникал только через единственное окно в торце. Возле окна стояла кровать. На ней, связанный простынями, лежал старик. «Лебовь! Лебовь!» – безостановочно звал он то ли женщину, то ли чувство.

Зимин кое-как доковылял до своей палаты.

– С облегчением? – Вытянувшийся на соседней кровати мужик, похожий на актера Роберта де Ниро, повернулся к нему лицом.

Зимин махнул рукой и осторожно присел на краешек постели.

– Кефир нужен, – подал голос паренек, лежащий напротив. – Кефир слабит.

– Это свежий слабит, – возразил, не глядя на него, де Ниро. – А уже вчерашний – крепит.

– Да ладно, – ухмыльнулся парень. – Кого крепит, а кому днище срывает.

Де Ниро не ответил.

Зимин, помогая себе рукой, занес правую ногу на кровать и, прикусывая губу, очень медленно лег. Анестезия, отступая, оставляла нарастающую с каждой минутой боль.

В палату, негромко брякнув о порог колесами, въехала тележка. На ней, завернутый в одеяло, лежал только что прооперированный. Сестра Ольга и санитарка Света подвезли его вплотную к застеленной свежим бельем кровати.

– Давай. За ноги… Вот так.

Распахнув одеяло, они ловко перекинули голого мужика на постель. Тот застонал.

– Да не кряхти ты, – шикнула на него Света. – С таким инструментом стыдно кряхтеть.

Де Ниро приподнялся на локте.

– А что, девчонки, большой у него, да? – игриво спросил он.

– Нормальный. – Ольга покрыла мужика одеялом.

– Побольше, чем у тебя. – Света, задев стол бедром, выруливала из прохода.

– Так это ж в лежачем состоянии, – хохотнул де Ниро. – А у него сейчас, небось, стоит.

Ничего не ответив, санитарка легко покатила громыхающую тележку из палаты. Белый халат не мог скрыть ее форм.

– Оля, – окликнул Зимин сестру.

– Чего тебе? – остановилась та на пороге.

– Сделай, пожалуйста, обезболивающий.

– Ладно. Подожди немного, – проворчала та и вышла.

Зимин вздохнул и прикрыл глаза. Он догадывался, как это «немного» могло затянуться.

В низу живота снова начались знакомые позывы. «Все не слава богу, – думал Зимин, пытаясь привыкнуть к боли. – Обосраться и не жить».

– Хуй у него большой, – бурчал паренек себе под нос. – Нашел чем хвастать.

– Заткнись, салабон. Заебал, – предупредил де Ниро.

– Сам заткнись.

– Только поправься чуть-чуть. Я с тобой по-другому поговорю.

– Да ладно.

– Без ладно прохладно.

Ольга быстро вошла в палату и, сунув каждому по градуснику, испарилась. Зимин и рта не успел открыть.

«Сука», – тоскливо думал он, с трудом продираясь сквозь заросли боли. Не было сил даже встать. В пах вливали расплавленный свинец, и он по венам и нервам расползался по всему телу. Правая нога уже с полчаса как варилась в кипятке.

Орать было стремно. Стыдно было орать.

Зимин представил, что он лежит на поле боя. Вокруг вперемешку свои с чужими валяются трупы. Бой сместился далеко влево – оттуда доносится канонада, звуки стрельбы и предсмертные вопли. Он лежит и ждет сестру, истекает кровью и глядит в звездное небо. И видит потолок.

– Так, Зимин. – Ольга вытягивает у него из подмышки градусник и всматривается в ртутный столбик. – Сорок. Ну-ка, повернись на бок.

Он из последних сил выворачивает направо таз, и она, приспустив штаны, колет ему сразу два укола. Потом, ухватившись за подмышки, начинает тянуть. Она тянет его, и он слышит, как сестра сопит от натуги, как время от времени из ее горла вырываются тяжелые всхлипы. Зимин рад бы ей помочь, но не может. Он беспомощен, как канат, который тянут с обоих концов. На одной стороне Ольга, на другой – боль. На одной стороне жизнь, на другой…

Он проснулся от крика. Кто-то истошно орал в соседней палате.

Зимин посмотрел на запястье – наручные часы показывали первый час.

В палате горел свет.

– Что случилось? – хотел спросить он, но не успел.

Вошла Ольга. За плечами с двух сторон висели по два калаша.

– Подъем, мальчики. – Обходя кровати, она протянула каждому по автомату. – Сейчас попрут.

– Кто попрет? – Зимин сжал тяжелый автомат, не веря в его настоящность.

Де Ниро передернул затвор.

– Увидишь, – сказал он Зимину и обратился к Ольге. – Патроны, Олечка. В прошлый раз двух рожков не хватило.

Ольга покачала головой.

– Экономьте. Сейчас еще по рожку принесу.

– И гранаты, Оля. – Паренек, зажимая ладонью бок, стоял возле своей кровати.

– Хорошо.

Она почти бегом выскочила из палаты.

Де Ниро посмотрел на мужика, которого привезли последним.

– Я не могу, – предвосхищая его вопрос, сказал тот.