Удовольствие во всю длину

– В чем причина, доктор? – Он полез в карман, вытаскивая сложенные вдвое купюры. – Помогите, прошу вас.

– Я врач. – Старик, не обращая внимания на деньги, отвел его протянутую руку. – Я врач, а не психиатр. В любом случае не мешает сдать анализы. Кровь, мочу, флюорографию, кардиограмму. Энцефалограмму. Мать у него есть?

Он смутился, не зная, как ответить.

Доктор взглянул на него поверх очков и, покачав головой, стал одеваться.

– Рецепт на столе, если будет хуже, звоните в неотложку, – выходя за дверь, произнес он. – Завтра до обеда зайду к вам снова. Выздоравливайте.

Он закрыл за стариком дверь.

– Мама, – раздалось за его спиной.

Сын стоял босиком на холодном полу.

– Это мама ушла? – спросил сын, еле шевеля воспаленными губами.

Он подхватил ребенка на руки и понес в кровать, прижимая к груди горячее тело. «Зачем? – вспомнил он слова жены. – Что ты будешь с ним делать?»

Да-да, он ошибся. Судьба рассудила неправильно. Нужно было взять другого ребенка. Младшего, который был похож на него как две капли воды. Зачем он взял этого? Зачем? Он же ее продолжение, он несет в себе ее начало. Как же он не понял этого сразу.

– Сейчас-сейчас, – шептал, укладывая в постель больного ребенка. – Сейчас-сейчас, – приговаривал, как в бреду, накручивая диск телефона.

– Алло, нам нужно встретиться, – заговорил он в трубку, как только она ответила. – Нам нужно обменять детей… Что?.. Да-да, это необходимо, поверь… Я потом все объясню… Да, потом… При встрече… Давай у кафе на двадцать шестом километре… Выезжай срочно… Срочно, говорю, слышишь? Прямо сейчас!

5

Обмен произошел быстро, как будто незнакомые люди поменялись перепутанными ранее портфелями. Едва миновав первый поворот, он остановил машину. Рядом с ним сидел младший сын.

Он протянул руку и взъерошил его непослушную шевелюру.

– Папа, – выдохнул сын и потянулся к нему.

Он крепко обнял малыша и вдруг почувствовал себя таким предельно одиноким, словно уже переступил невидимую грань. Слезы выступили на глазах и потекли по небритым щекам.

– Папа…

– Сейчас поедем, – глотая соленую влагу, ответил он.

Благословение

День стоял жаркий. Я сидел у открытого окна, закинув ноги на подоконник, и пил пиво. Жена с детьми отдыхали в лагере – взявшись за руки, они ходили по лесу, а я в это время банально сосал прямо из горлышка.

Я допивал третью бутылку. Допивал и одновременно уговаривал себя поднять зад и пересесть к компьютеру. На счет раз я должен был вскочить со стула, на счет два…

Допив бутылку, я тут же открыл новую. На счет раз.

– Так ты никогда, слышишь, никогда не станешь писателем, – произнес я вслух.

Или… Стоп.

Кто это сейчас сказал? Оглянувшись, я увидел себя в зеркале платяного шкафа. Там, внутри, в шкафу, я сидел, раскачивался на задних ножках стула и смотрел на самого себя.

Я успокоился, потому что мой вид был не страшен. Я вообще был абсолютно здоров и очень даже нормален. В то же время последнее обстоятельство меня немного беспокоило. Я был уверен, что, будучи нормальным, я не смогу хорошо писать. Мне нужно было как-то замутировать не в лучшую сторону. Как-то отличиться, заляпаться в чем-то.

Хотя бы пузо отрастить, что ли.

Я вспомнил Достоевского, спустившегося в ад за Свидригайловым. Или за Смердяковым, какая разница. Может, он за ними обоими туда спускался. Не в этом дело.

Я сделал большой глоток и задумался. Я думал, что вот, спускаясь в ад и потом топая оттуда наверх, он же не мог не замараться. Что там у него было под ногами? Ведь он наверняка ботиночки свои зафаршмачил, а? И ад вошел в него через эту грязь, впитался в него пылью огненной пустоши. И значит, решившись вытащить оттуда своего будущего проклятого персонажа, он на своих плечах вынес частичку этого ада. И сам стал его воплощением.

Эта мысль была достойна пары глотков. Пары хороших безоглядных глотков.

У каждого свой ад, сказал однажды один писатель.

Рай открыт для всех, сказал другой.

Первым был Бук, второго я тоже знал. Я мог принять эти слова на веру, а мог не поверить ни одной букве. Чтобы как-то возразить или же согласиться, я должен был выдать миру свою версию. Свой, так сказать, хит.

Я сидел, пил пиво, потел и думал…

Звук, который донесся до моего слуха, был странен, как гудок паровоза в консервной банке.

Я поднял глаза и увидел Карлсона. Он приземлялся на мой подоконник. За его спиной работал пропеллер. Посадку давай! – вспомнилось из далекого детства.

– Варенье есть? – спросил мультяшный герой.

– Только пиво, – ошарашенно ответил я.

Карлсон махнул пухлой ручкой:

– Хуй с ним – давай пиво.

Он был похож на безумного лилипута, сбежавшего из психушки и приделавшего на спину вентилятор. Я протянул ему бутылку, и он в три глотка добил ее содержимое.

– Короче, – проговорил Карлсон, провожая взглядом бутылку, – я за тобой.

Мне вспомнился анекдот про канарейку и ее маленькую зеленую смерть. Во рту пересохло.

– А ты кто?

– Я, блять, Вергилий, – сказал он.

– Вергилий? – переспросил я.

– Ну, – подтвердил Карлсон. – Готов спуститься в ад?

Так, допрыгался, – мелькнуло в моей голове.

– Прямо в самый ад? – спросил я.

Карлсон важно кивнул.