Удовольствие во всю длину

Он последний раз глубоко затянулся, и дым потек в легкие. Так в наполненный шприц проникает кровь, чтобы через несколько секунд снова оказаться в венах.

– Значит, решено? – спросил он, давя окурок о дно тяжелой стеклянной пепельницы.

– Решено, – ответила она. И, погодя немного, добавила: – Если ты решил.

Он встал со стула, сунул руки в карманы брюк и не спеша подошел к окну. На улице шел дождь. Стремительные капли сбивали с ветвей последнюю листву. Береза возле их дома сиротела на глазах.

– Ты же уже решил? – в свою очередь спросила она.

– Да. – Ему хватило сил не повысить голос.

Он принял окончательное решение минуту назад, когда понял, что она снова отдает инициативу. В этот раз все будет по-другому.

– Где же ты будешь жить?

Дождь усилился. Казалось, лужа кипит на большом огне.

Он обернулся.

– Не ты, а мы, – твердо произнес, глядя на ее неясный в полумраке кухни силуэт. – По-моему, это обговорено нами изначально.

– Нет, – слабо выдохнула она.

– Да, – возразил он и сжал ладони в кулаки, отчего карманы оттопырились. – Одного из них я заберу с собой.

Словно отгораживаясь от его слов, она сделала неловкое движение, и пепельница, с неприятным шумом проскользив по столу, застыла на самом краю, на треть зависнув над бездной.

– Осторожней, – предупредил он.

– Плевать, – резко ответила она и мотнула головой так, что на миг ощетинились ее длинные волосы. – Ты не сможешь это сделать.

Он покачал головой.

– Я смогу.

– Я тебе не позволю. Я не отдам тебе ни одного.

– Отдашь. Тебя заставят. Этот пункт прописан в брачном договоре.

– Плевала я на договор.

Он вздохнул и пошел на нее. Дойдя до стола, вынул правую руку из кармана. Поправил пепельницу.

Она заплакала.

2

В конце концов она успокоилась. Наверное, поняла, что на этот раз слезы не помогут. Он был неумолим. Почему он не был таким раньше, когда она его еще любила?

– Ну что, я звоню своему адвокату?

Она усмехнулась, глядя на него из-под припухших век.

– Нашему адвокату, ты хотел сказать.

– Теперь только моему, – улыбнулся он одними губами. – Тебе придется обзавестись своим. Если ты еще им не обзавелась, как многими другими.

Это был не намек. Это было утверждение. И оно было неголословным. Его обступали факты, поддерживая и тесня.

– Хорошо, – наконец, после долгой паузы, сказала она. – Ты знаешь, что я не выношу шума.

– Ты не можешь его себе позволить, – возразил он, закуривая новую сигарету.

– Не могу, – согласилась она. – И ты этим пользуешься.

– Я хочу забрать с собой одного из моих сыновей, только и всего.

– Зачем?

Он с удивлением посмотрел на нее.

– Что значит зачем? Глупый вопрос.

Он немного смешался, и она вдруг женским нутром поняла, что нащупала его мягкое место, за которым пряталась неуверенность.

– Нет, погоди. Ответь мне на этот вопрос – и все. Если мне понравится ответ, я соглашусь.

Он покачал головой, показывая ей, насколько она не понимает, что он не шутит и пойдет до конца.

– Ну? Я жду, милый.

Это прозвучало оскорбительно. Он встал, обогнул стол и, не вынимая сигареты изо рта, влепил ей тяжелую пощечину.

3

Наутро он уезжал вместе со старшим сыном. Сыну было одиннадцать, и его сонное лицо не выражало ничего, кроме недовольства. Оно напоминало ему лицо жены, когда она обижалась на него и целыми днями хранила тягучее молчание.

Целуя сына на прощание, она не плакала. Да она и не прощалась с ним навсегда, потому что жить они собирались в пустом родительском доме в сорока километрах от их городской квартиры. «При желании ты можешь видеть его каждую неделю, – сказал он, когда монетка упала на орла. – Звони, и никаких вопросов не возникнет».

Младший сын безмятежно сопел в своей кровати. Глядя на него, он подумал, что, конечно, было бы правильнее забрать младшего, но раз жребий распорядился иначе, значит, так решила судьба.

– А мама с нами не поедет? – Сын посмотрел на него своими большими выразительными глазами, когда они тронулись.

– Нет, – только и ответил он, с неприязнью отмечая про себя, что у старшего глаза его бывшей жены.

До этого момента он ни разу не замечал этого сходства.

От испытанного удовлетворения не осталось и следа. Вроде все прошло так, как он задумал, но что-то мешало ему сосредоточиться на главном.

Дождь закончился. Машина мчалась по шоссе, с шумом рассекая натрое лужи и плывущие в них грязные облака. В поселке, где их ждал дом, имелась средняя школа, и теперь ему нужно было устроить туда сына. Машина неслась вперед, в голову влетали разные мысли и, сталкиваясь, распадались на неравные, вырванные из контекста отрезки.

Они уже подъезжали к дому, когда он услышал следующее:

– Я хочу домой, к маме.

4

Сын болел уже третий день. У него держалась высокая температура, его лихорадило. Ребенок бредил.

Все время звал маму.

На мальчика было страшно смотреть, и у него сжималось сердце, когда после третьей бессонной ночи он вглядывался в знакомое, но теперь ускользающее от него лицо сына.

– Никакого воспалительного процесса я не нахожу, – покачал головой седой доктор, вытирая руки белым вафельным полотенцем. – Причина болезни кроется в другом.