Уездное

Панни опять подходила к темному подъезду. Колумб шагнул раз, два — стал в сугробе поодаль от ее тропинки. От дыхания месяца — бледный, почти зеленый, с недвижным лицом, снял фуражку Колумб и отдал низкий поклон.

Как урытая стала Панни. Сверкнула, губы закусила:

— Вы были здесь, вы были здесь все время, пока я?..

— Да, вот тут, в подъезде, — весело показал Колумб.

Так нахмурила брови, так его сверкнула громадными ночными глазами — и повернулась…

5

Командир ходил взад-вперед, деревянно стучал: видимое дело, не знал как начать.

— Послушайте, подпоручик Колумб… Я уже… уже этого не понимаю. Вы знаете, о чем?..

— Нет, ваше превосходительство, не знаю, — чистосердечно сказал Колумб.

— И еще отпираться? Уди-ви-тельно! Не знаете — я вам скажу. Вы преградили дорогу, вы не пускали пройти молодую девушку. И вдобавок эта девушка была…

Колумб недоуменно молчал.

«Преградил дорогу — не позволял пройти?..»

— …моя дочь, моя дочь, дочь вашего ко-ман-дира! — крикнул Пфуль.

Колумб широко распялил глаза. И помалу, помалу просветлел, улыбнулся: он опять — понял. И сказал:

— Я прошу извинения у вашего превосходительства. Я сознаюсь. Это действительно так. Я готов обещать…

Дерево отмякло — отошел командир.

— По означенному случаю вместо гауптвахты объявляю вам выговор.

— Покорно благодарю, ваше превосходительство! — весело, по-солдатски, крикнул Колумб и — левое плечо вперед.

Колумб шагал радостно, крепко, по твердой земле.

«Да, да. Пусть «преградил дорогу» — я согласен…»

Дома его встретил Володя. Нынче был он наособицу лубочный: лихие черные усики торчали торчмя, щурились вишенки-глаза, в охотницкий присвист слагались пунцовые губы…

Стал было Володя Колумба пытать, как да что командир — и вдруг не стерпел, перебил, подмигнул:

— А я, брат, втюхался по сих пор… В Панни, в нее.

Колумб молчал. Володя нагнулся к уху:

— Да и она — в меня тоже. Это я тебе по секрету. Я, брат, думаю: какого ч-черта, уж не жениться ли мне на ней. Ей-Богу, а?

Вдруг Колумб как будто уразумел: крепко этак, как другу, потряс руку Володе:

— Ну, конечно, чудачина, женись, чего там. Раз ты ее, а она тебя… Я за тебя, Володя, очень рад, от… от… от души…

А уж дальше он был сам собой. Все сумерки без огня просидел в своей комнате. И как только вздрогнули на небе весенние звезды, Колумб вышел из дома и, упрямо не глядя туда, где синел старым снегом Тяпкин лог и где, наверное… он знал, ну, знал вот всем нутром…

Нарочно медленно шел Колумб на Третью Поперечную к Водоемким, к Лизаньке. Насвистывал что-то.

«Вечер такой распрекрасный, тьма тьмущая звезд…»

Лизанька так протянула Колумбу точеную ручку, так зацвела, что Колумбу стало даже стыдно малость. А чего — он и сам не сказал бы.

За самоваром сидел старик Водоемкий. Когда он дома бывал, всегда уж сам ведал чаем. Особливые секреты имел, как заваривать надо какой чай, как наливать: как он — так никто не сумеет.

Беловолосая, белая вся, полковница протянула мужу свою чашку:

— А ну-ка, еще одну, старик?

— Это я-то старик? — Водоемкий стукнул каблуками, да эх… сапоги-то уж стариковские козловые без шпор… — Я вот на Масляной со шпорами надену, отхватывать мазурку пойду…

— А вы знаете, как он танцовать стал? — повернулась полковница к Колумбу и обсыпала его, как снегом, смехом белым и тихим. — Он меня приглашает… (я еще девчонкой, как вот Лизанька, была…) Танцовал, танцовал, сели — разговором стал занимать: «Да-с, — говорит, — сударыня, вы не думайте, я не как прочие, я для пользы танцую, мне это доктор для моциону прописал, от запору-с…»

Попунцовел, засмеялся старик. Зазвенела Лизанька тонким фарфором, глядя Колумбу в глаза.

«Они хорошие, и Лизанька — хорошая».

— Лизанька, где мы будем на Масленицу танцевать? — ласково, как ребенка, спросил он.

И так же, как отец, Лизанька пунцом покрылась.

— Вы-ыдумаете еще… А бал у командира будет большой?

— Ну вот, хоть бы так, — еще ласковей, бледнея, сказал Колумб.

Дома застал Колумб Васина и Володю за поздним чаем. Шурочки Васиной — по вечной ее повадке — не было дома.

Володя, видимо, сердился, страшно таращил глаза. А Васин заливался, помирал, зажмурясь, потирал в громадную гармонику собранный лоб.

— Да я же говорю, что женюсь я, женюсь, ну? — наседал Володя.

— А ты лучше, чем жениться… ох-хо-хо… купи себе дорожную жену. Вот же, вот, в Мюр и Мерилиз каталоге на странице сто восемьдесят пятой… Вот че-мо-да-ны, вот не-се-се-ры, а вот до-рож-ная жена — последняя новость, ну?

А когда Володя рвался заглянуть в Мюр и Мерилиз каталог, Васин захлопывал книгу, Володе поглядеть не давал.

— Врешь, наверно! Какая такая дорожная жена? Такой и не бывает, наверно, врешь… — но, видимо, верил Володя со страхом: тогда, правда, чего же и жениться, если у Мюра и Мерилиза есть?

— Я ему говорю: выписывай наложенным платежом… — закатывался Васин, тыкая толстым пальцем Володю в живот…

Руки в карманы, петушась — ни дать ни взять Еруслан Лазаревич перед сражением — Володя встал, отошел…

— Да бишь, — вспомнил Володя, — я от Панни приглашение получил. На бал. Какой-то и тебе пакет, да он у меня вот тут вот.

— Дай, — потянул Колумб руку.