Угли войны

Волосы у капитана еще не просохли после душа. На ней был зеленый комбинезон на два размера больше нужного. Молния расстегнута до живота, под ней видна чистая футболка, а на голову нахлобучена потертая бейсболка.

– Значит так, – сказала она, присев возле меня на корточки, – нам надо поговорить.

Я заморгал на нее из бездны отчаяния:

– Вы меня приварили к полу. Я никуда не денусь. О чем еще говорить?

Она рассеянно потянулась к моему локтю, потыкала пальцем в углеволоконный лубок.

– Я имела беседу с твоей подружкой Лаурой.

– И?..

– И она сказала: у Конгломерата есть оружие, способное удаленно хакнуть мозг корабля.

– О…

– Это правда?

Не будь я так скован, пожал бы плечами.

– Не знаю.

– Так уж и не знаешь? – опустилась она на пятки. – Тут вот за несколько дней самоотключились два корабля подряд. Один – разведчик Внешних, а второй – тот лайнер, который мы ищем.

– Вы думаете, Конгломерат сбил лайнер внешников? – я не сумел скрыть сомнения. – Зачем бы? Что это нам дает?

– А вдруг вы хотите начать новую войну? Да и не в том дело. Главное, если такое оружие существует, я должна знать все, что ты можешь о нем сказать.

Я моргнул. Может, я и опозорился, но стоило ли довершать свое падение, обсуждая секреты Конгломерата с иностранцами?

– Если бы и знал, зачем стал бы вам рассказывать? – начал юлить я.

Капитан Констанц фыркнула, словно досадуя на ошибку в ответе.

– Затем, умник, что ты буквально прикован к этому кораблю, – она потянула меня за плечо экзоскелета, демонстрируя мою неподвижность, – а мы летим вслепую. Если нас собьют неизвестным супероружием, ты грохнешься вместе с нами. И единственный способ спастись – выдать нам все, что мне нужно, чтобы сохранить в целости все наши задницы.

Я оглядел металлические стены и не нашел, что возразить против такой логики.

– Справедливо.

– Итак? – нагнулась она ко мне. – Что ты можешь мне сказать?

Луч света осветил эмблему на ее шапочке. Стилизованная желтая звезда Дома Возврата – организации, в которую вступила после войны эта женщина, ее экипаж и корабль. Организации, которая в обмен на службу предлагала шанс начать с чистого листа – подправить досье и стереть все записи. Организации, которой не было особого дела, кем ты был и что натворил, лишь бы ты посвятил себя ее идеалам: самоотверженности и доброй воле.

И тогда я понял.

Меня осенило, как божественным откровением. Все сомнения и страхи отступили перед блеском этой эмблемы на шапочке, и я с трудом сдержал смех. Конечно же, для меня есть выход, есть способ загладить свои ошибки. Конечно же, есть место, где меня примут и приветят, каких бы глупостей я ни натворил; место, где мне дадут дело и смысл жизни, чтобы заполнить оставленную увольнением из разведки Конгломерата дыру. Ответ был у меня перед глазами, а я только сейчас его разглядел. Только блеск значка на шапочке этой женщины показал мне, в чем мое будущее и что нужно предать, чтобы до него добраться.

Чтобы показать себя достойным новой жизни, мне придется скинуть груз прежних обязательств. Отпустить все, что было в прошлом: джунгли, развалины карьеры, все, чем я был с тех пор, как стал агентом.

Все секреты, которые клялся хранить.

Все честолюбивые мечты, какие когда-то лелеял.

Я откашлялся.

– Кое-что я слышал, – заговорил я, стараясь сохранить хладнокровие и понимая, что от исхода этого разговора зависит все.

– Что именно?

– Я расскажу все, что знаю, – пообещал я и ощутил, как тяготы последних лет исходят паром из души. – Только при одном условии.

– Ну, знаешь ли, – хмыкнула капитан Констанц, – ты не в том положении, чтобы торговаться.

Она встала и запихнула сжатые кулаки в карманы мешковатого комбинезона:

– Чего же ты хочешь?

Я прочистил горло и взглянул ей в глаза:

– Хочу вступить в Дом Возврата.

39. Она Судак

На колени я подняться сумела, но встать на ноги не было сил. Совсем не осталось. Мы два дня бежали от безымянных, безликих охотников. А теперь Адам мертв. Не раздели́ нас та прозрачная дверь, его теплая кровь брызнула бы мне в лицо, и я бы погибла вместе с ним. И сейчас еще кровавые отпечатки его ладоней – и размазанное книзу пятно от последнего падения – оставались на дверях моей движущейся ловушки.

Я уронила подбородок на грудь. Плечи поникли, ладони распластались по полу, как раненые зверьки. Было так тихо, что я слышала свист воздуха в легких при каждом вдохе и выдохе, шорох одежды при каждом движении и биение крови в ушах. Я не ощущала скорости – ничто не двигалось в поле зрения, и ни звук, ни вибрация не подсказывали, какой энергией питается эта каморка. Да и все равно у меня не осталось душевных сил задумываться о таких вещах. Я чувствовала себя избитой и выжатой, как белье, которое выколачивали о речной камень. Когда заболели колени, я легла на бок и до отказа выдохнула воздух из легких. Кости ощущались тяжелыми, будто литые железные стержни, и я проваливалась в бездумное забвение, как в трясину…