Угодило зёрнышко промеж двух жерновов

Всё та же шарманка о торжестве социализма и об «интернациональной помощи» Афганистану. Вот – для Запада (интервью NBC): «Когда мы отняли всё у царя и помещиков и отдали всё народу…»[589] А уж как Горбачёва на Западе все вознесли, и восторженней всех – М. Тэтчер. Ну, после 80-летних глухих инвалидов – кому он не покажется? И кончил Холодную войну!

Только – не на равных условиях: поспешными, услужливыми государственными дарами.

Для такой необъятной страны – не та голова, не та. (Да откуда ж той взяться?)

Что он протрубил первое, и от души, это – «Ускорение» (производственной работы всех трудящихся). Но – не взялось, не перенялось, и очень вскоре этот лозунг власть стыдливо сняла, не повторяли.

Второй лозунг – «Перестройка» – заявлен сверху громчайше, – но и подхвачен со встречной надеждой, тысячеусто. А в чём именно она состоит – кажется, и в Союзе никто точно не понял. Вознесли кооперативы (верная и плодотворная форма, самобытно и успешно процветшая в дореволюционной России) – но вскоре же начали их крушить. Разрешили мелкую сельскую деятельность (самое насущное! самое первонужное, верно!) – а на местах тут же кинулись топтать, громить малые частные огородные парники – как «нетрудовые доходы»… То объявляли демократический выбор заводских директоров и какой-то странный «социалистический рынок», – явно разрушали скрепы прежней системы, – однако ничем живучим не заменяя, – а малым бы предпринимательством, мелкими мастерскими, швейными, сапожными, пекарнями, лавочками, чтоб народ очнулся, наелся, оделся!

Как тревожно от этих метаний.

А с несомненностью оставляли на местах всю прежнюю номенклатуру, да ещё дозволяя ей и обращиваться деньгами за счёт народного достояния. Всё – ничтожные и партийно-корыстные оглядчивые шаги. Да неострый край – всеобщему обласканцу Горбачёву искать пути плодоносных реформ, когда восторженный Запад посыпал ему любые кредиты.

Вкус подлинной новизны реальнее проступил в третьем элементе – объявленной «Гласности». (Да приспособлен ли к гласности сам Горбачёв, если тут же утаивал чернобыльское отравление?)

Но всё-таки – гласность? В самом деле? Гласность, когда-то нами лишь мечтаемая, – и вот начинает осуществляться? Неужели?? Люди сами ещё не верят своей смелости, своим языкам: о чём вчера можно было только шептаться на кухне – и вот открыто, вслух?

Конечно, в печатности ещё очень с оглядкой, ещё в несомненно коммунистических строгих рамках – но можно? неужели можно?.. (Ведь по-прежнему – «освободившиеся» советские газеты клеймят распорядителя нашего Фонда Сергея Ходоровича «ординарным уголовным преступником». А провинившийся в партийном диссидентстве Лен Карпинский вынужден так выражаться в газете: он благодарит за восстановление его в КПСС с сохранением партийного стажа и всю вину за исключение берёт на себя[590].)

Правда, вот первые реабилитации большевицкого прошлого: Бухарин, Рыков – медленная сдвижка с краю. (Я бы извёлся там сейчас – доказывать опять, что не в одном Сталине дело, нельзя всю жизнь повторять одно и то же. А может, с разгону пройдут и этот рубеж?) Но и: обсуждается восстановление храма Христа Спасителя! – это уже большая перемена в атмосфере.

А в печатности – сперва мелькают, конечно, социально-близкие; потом осторожно о лагерной теме – Владимов; потом о лагерях смелей, смелей в газетах, наконец допущен и Василий Гроссман и даже Шаламов! Это уже далеко покатило. А всё равно держат жёстко: пока ещё – нигде, никто, ничего против самой-то коммунистической власти.

Но вот уже: пускают через границу! Начались свободные визиты! – сперва свежие третьеэмигранты, наведаться назад, в СССР; затем и – первые советские на Запад.

И от оттого – чьи-то встречи, встречи, рассказы, рассказы, рассказы, волна живых впечатлений, – к нам в Пять Ручьёв они прорываются в возбуждённых телефонных пересказах и в участившихся левых письмах из Москвы, да что-то же отражается и в парижской «Русской мысли», и во франкфуртском «Посеве». А увидишь в любительской видеоплёнке или в кадре телевизионном – живые, вот сегодняшние русские лица, кусок улицы, дома́ – сердце так и ополоснёт горячим.

И вырастает: на родине (больше в столицах, конечно) – пиры человеческого общения! говорят! говорят! Ещё бы! Изголодались, после десятилетий молчания – все упоены этим правом! И говорят – обо всём совершенно свободно!

Но и такое: говорят-то говорят, да кто же что-нибудь делает? что закрепляется на деле? Все события – пусть сами собой теперь льются? Ещё ж и Запад благосклонный нам во всём поможет. Поскорей бы у нас стало всё, «как у них», как у взрослых?

Общество кипит сочувствием к Горбачёву – но находит, кажется, единственную форму поддержки: соучастие в Гласности. (Да пойди найди эффективные формы действия – после десятилетий задавленности.) Так и протекает в говорении.

А кто-то – вывинчивается из вынужденного аскетизма – к коммерции: надо ловить, пока плывёт! И такое наблюдение дотекает до нас: прежнее среди интеллигенции «лучше беден, да честен» – что-то уже начинает блекнуть, не котируется.