Угодный богу

– Я не разбираюсь в египетских богах, – в тон ему промолвил Суппиллулиума. – Ты – жрец. Но что ты ищешь здесь, так далеко от Египта?

– О, солнечный царь! Я – изгнанник своей страны. Мое государство поражено опасной болезнью, имя которой – фараон Амонхотеп IV. Он творит бесчинства, никого не хочет слушать, он – источник заразы для умов народа египетского. Он перевернул с ног на голову и уничтожает все устои государства.

– Какое мне дело до забот Египта? – возразил повелитель, выражая лицом недовольство.

– О, могущественнейший! Я слышал о твоей несравненной мудрости и уверен, что ты хорошо понимаешь цену опасности, исходящая от Египта, ведь она способна поразить и твои владения, потому что ничто так не прилипает к чистой одежде, как грязь.

– Я слушаю тебя, – Суппиллулиума слегка изменил позу, что означало готовность долго и внимательно выслушивать собеседника.

Стража, рассредоточенная вдоль стен по всему залу, хранила недвижность. Мальчик-слуга по-прежнему мерно двигал опахалом.

– Я готов рассказать тебе, о солнечный повелитель, свою историю, – начал Такенс, но, видя, что царь не слишком расположен выслушивать частные истории, быстро поправил себя. – Поверь, владыка, моя жизнь неотрывно связана с жизнью государства и фараона Амонхотепа IV. Кроме того, я намерен поведать как о происходящем в Египте, так и высказать свои мысли относительно того, что необходимо предпринять, чтобы пресечь распространение эхнатоновой чумы в другие государства.

– Чумы? – едва улыбнулся Суппиллулиума.

– Прости, о солнце! Так я назвал политические стремления и религиозные реформы моего ученика, фараона Египта.

Последние слова заставили брови царя изумленно подняться.

– Ты – учитель Амонхотепа? – переспросил властитель хеттов.

– Да, – сдержанно ответил Такенс и продолжал. – Он воспитывался под моим присмотром у мудрецов моего храма, храма Амона-Ра. Но насколько хитер оказался этот человека, сумевший, впитав в себя искусство жреческой мысли, направить полученные знания против своих же наставников. При дворе Амонхотепа III, отца нынешнего фараона, служил верховный сановник Рамосе. После смерти владыки этот человек должен был по традиции стать верховным сановником и у молодого царя. Но что произошло? Какая изощренная хитрость, какая прозорливость и дальновидность заставила Амонхотепа IV отказаться от услуг Рамосе и обратиться ко мне, своему непосредственному наставнику с просьбой стать ему на какое-то время визирем?! Да, именно визирем, сановником! Я в ту пору счел это за искреннюю нужду в моей помощи. Я не думал, что это какой-то хитроумный шаг, рассчитанный на очень далекие последствия. Я согласился, я назвал себя сановником фараона, пребывая одновременно и верховным жрецом Амона. Но фараон уже тогда все предусмотрел. Он начал тщательно разработанную политику коварства и обмана. Сначала он отстранил меня от власти, а потом и вовсе изгнал из Египта, лишив права служить моему богу! Он боялся меня! Я мешал ему осуществлять дальнейшие гнусности. Но я привык подчиняться своему властителю и ушел в те отдаленные египетские владения, которые теперь принадлежат твоему могуществу, солнечный царь!

Суппиллулиума медленно прикрыл веки и вновь открыл глаза в знак согласия со словами египтянина.

– Фараон, пользуясь безнаказанностью и ощутив свою неограниченную власть, которую я в силу своего послушания имел неосторожность ему продемонстрировать, приступил к основной части давних планов. Он начал проводить свои так называемые реформы, а попросту – принялся грабить храмы и уничтожать вековые традиции жречества земли египетской. Он стремился вырваться из-под влияния жрецов Амона, и потому низверг бога, вскормившего его под своими сводами, давшего ему власть и трон. Нечестивец решил заменить покровителя Уасета своим собственным богом – Атоном! Это неслыханное дело! К тому же объявил Атона всеегипетским божеством и повелел чтить его всем народам, поселяющим мою несчастную страну. С ужасом и болью следил я за действиями своего воспитанника, не в силах приблизиться к нему, огородившему себя толпой таких же нечестивцев и охраняемому целой армией воинов во главе с Хоремхебом и Эйе. Он поселился в городе, который назвал Горизонтом Атона и откуда поклялся не выезжать ни при каких обстоятельствах до конца жизни. Однако весь Египет живет тем, что говорит фараон, что он повелевает и чего хочет. Жречество моей страны раздавлено и не представляет силы, способной встать на борьбу с обезумевшим владыкой. Вся армия и полиция – в его руках, все крестьяне и ремесленники, египтяне и рабы – на его стороне. Я знаю, что отголоски этих событий отдаются и в Сирии, и в Финикии. Кто знает, чем это может закончиться, если не пресечь действия фараона…

В это время в зал вошел стройных молодой человек, богато одетый и держащий себя с какой-то особенной высокомерностью. Он охватил гостя быстрым взглядом и неторопливо приблизился к месту, где возлежал владыка.