Угодный богу

– Египет нуждается в глотке живой воды, способной исцелить тело несчастной, истерзанной внутренними болезнями, страны. Помоги же мне исполнить мой замысел! – боль и отчаянье читались в глазах Амонхотепа IV.

– Но я…

– Послушай же, досточтимый! – фараон медленно встал и грозно уставился на Паренеффера. – Если ты забываешь, кто перед тобой, я напомню. Ты сомневаешься в том, о чем я просил тебя?

– Нет, я… – архитектор тоже медленно поднялся со своего места.

– Если это так, тогда мне придется применить силу. Так слушай же, досточтимый Паренеффер, – тот в испуге замер. – С завтрашнего дня ты приступишь к строительству храма в Ипет-Исуте и закончишь его ровно через год, день в день! А если ты вновь подвергнешь сомнению мою волю, тебе придется расстаться с должностью главного архитектора.

– Прости меня, о божественный! – воскликнул Паренеффер, когда, наконец, возникла возможность вставить слово. – Я не подвергал сомнению просьбу божественного повелителя! Я готов выполнить любое приказание моего фараона!

– Хорошо, – немного помолчав, отвечал Амонхотеп. – Я верю твоему раскаянью. Иди работай. Когда будет готов план храма, я хочу на него взглянуть.

– В тот же миг я принесу его тебе, о божественный! – поспешно воскликнул Паренеффер.

– Да, да, – машинально сказал Амонхотеп и уже не смотрел в сторону своего главного архитектора, который в это время задом пятился к двери, беспрерывно кланяясь и виновато улыбаясь.

Фараон с тоской размышлял о том, что на пути к своей цели постепенно будет терять тех, кому симпатизировал и считал самыми преданными людьми, как только что разочаровался в своем главном архитекторе. Но он понимал, что единомышленники, обретенные на этом тяжелом пути, будут идти за ним до конца; и от этой мысли отступила боль, весь день тисками сжимавшая его сердце.

Глава 15.

Египет.

И миновало два месяца, за которые много свершений произошло на земле египетской. Жрец Асахадон, прибывший на строительство нового города, так хорошо справлялся со своей работой, что все кругом считались с ним, называя посланником фараона. Он мог давать указания любому, даже скульптору Юти, если видел, что золото расходуется неразумно. И принимал он на работу простых людей, давая им небольшой задаток, отчего крестьяне и ремесленники хлынули в новый город со всех концов страны. Даже семиты, которых никто не считал полноправными жителями Египта, оставив неурожайные земли, приходили сюда и получали за свою работу золото и серебро. И благодарили они вместе со всеми простолюдинами милостивого Асахадона и его мудрого повелителя, и молились, чтобы до скончания веков продолжалось царствование Амонхотепа IV.

А самого Асахадона можно было видеть на любом месте строительства: со свитком папируса и с письменными принадлежностями в руках ходил он от одной улицы к другой и что-то считал и записывал, каждую неделю посылая отчеты своему фараону. И благодаря ему все знал повелитель, словно сам находился на строительстве города. И радовался он вместе со своим народом, видя, как осуществляется то, что совсем недавно казалось ему только мечтой.

А в это время ваятель Тотмий завершал работу над каменным портретом Амонхотепа IV. Ему оставалось только отшлифовать скульптуру, но он не был доволен своей деятельностью. Червь неуверенности точил его, невзирая на отчаянные попытки заглушить пагубные мысли. Скульптору казалось, что портрет не похож на оригинал. И это терзало его тем сильнее, чем ближе работа подходила к завершению. Тотмий ловил себя на том, что напрочь забыл, как выглядит фараон. И от этой мысли лишился сна.

В эту ночь он сидел перед изваянием, теребя в руках неудавшиеся скульптурные портреты Амонхотепа IV, и тягостно размышлял о своем грядущем позоре. Нет, не людское мнение тревожило его и не разочарование царицы. Больше всего он боялся себя и собственного осуждения, которое будет преследовать его день и ночь до конца жизни. И хохот родителей, сопровождавший его первую работу, накатывал на уши, заслоняя звуки египетской ночи. Тотмий встряхнул головой, отгоняя от себя неприятные воспоминания, и огляделся. Его вдруг посетила сумасбродная идея пойти сейчас, среди ночи, к фараону и взглянуть на него. Ведь эти два месяца он не мог даже издали видеть повелителя, потому как царица приставила к скульптору своего раба, неотступно следящего за каждым шагом Тотмия. Но сейчас он спал, как и стражники в саду. Тотмий вспомнил, что с вечера раб жаловался на головную боль, он страдал частыми мигренями, и чересчур жаркий климат Египта не способствовал излечению его головы, испорченной неизвестным недугом. Но вот боль отпустила невольника, и его сон продлится до утра. Тотмий знал это, но царица Нефру не подозревала о маленьком изъяне своего раба и была уверена, что скульптор находится под неусыпным наблюдением ее верного слуги.