– Вы знаете, что этот человек не египтянин. Он не похож на жителя моей страны, а напоминает тех, кто живет за морем, на островах Хаунебу. Тотмий слушал внимательно, слегка насторожившись, стараясь запомнить незнакомые названия.
– Но этот человек пришел не из-за моря, а с той стороны, откуда встает солнце. Он великий мастер и заслужил право быть начальником всех скульпторов Египта, – величественно продолжал властелин Земель Нембаатра. – Так я хочу, чтобы скульптор Тотмий считался египтянином, и как того требует Атон, отныне он будет носить египетское имя.
Движением руки фараон заставил молодого человека встать на одно колено и преклонить голову.
– Тотмий, – сказал Эхнатон почти ласково. – Я нарекаю тебя Тутмесом, чтобы никто не мог более назвать тебя чужеземцем. Тем лучше, что Тотмий и Тутмес по-египетски пишутся одинаково.
Молодой человек поднял на фараона глаза, в которых читалась признательность.
– Встань, Тутмес, – велел Эхнатон, и ваятель выполнил приказ владыки, вернувшись в ряды собравшихся.
На него смотрели как-то странно, словно впервые видели, а сам он был погружен в собственные мысли и слушал биение своего сердца.
И вдруг над двором раздался звонкий женский голос:
– О, мой супруг! Позволь и мне выразить почтение к богу Атону, – это говорила царица.
Эхнатон улыбнулся. Никто не догадывался, что царственная чета обо всем договорилась заранее. Фараон величественно подошел к Нефру и вывел ее на место, где совершался обряд переименования.
– Я готов совершить посвящение, – сообщил Эхнатон. – Я хочу, чтобы имя твое, прекраснейшая, было таким же изысканным, как и ты сама. В Египте был бог, покровитель растительности по имени Нефертум. Сама же ты, царица, прекрасна, как цветок лотоса, и по праву можешь зваться повелительницей трав и цветов, Нефертити.
– Нефертити, Нефертити, – зашелестело по толпе.
Все повторяли новое имя царицы, будто хотели получше его запомнить.
– О, брат мой, Сменкхара, – обратился к жрецу фараон. – Я хочу, чтобы ты продолжил мое дело и дал новое имя всякому, кто того захочет. Будь терпелив и милосерден, как повелевает Атон, и никого не принуждай. Это твое первое задание как жреца нового бога.
По знаку фараона выли два красавца-раба, в руках которых были папирусы, развернув которые, они принялись поочередно читать:
– Имя, содержащее в себе наименование старого бога Амона, либо подлежит полной замене, либо обмену на имя Атона.
Фараон с царицей двинулись прочь вместе со своим двором, а толпа разделилась на несколько потоков, то бросаясь к храму, то сопровождая свиту фараона. Среди лиц, мечущихся в толпе, мелькнула физиономия юноши с пылким взглядом иссиня-черных глаз. Он старался увидеть удаляющийся двор и, в то же время, протиснуться поближе к алтарю Атона.
Неожиданно людская волна поднесла его к самым ступеням храма и тут же отхлынула, оставив юношу стоять напротив Сменкхары. Молодой человек с трудом удержался, чтобы не упасть. А когда выпрямился и поднял глаза на жреца Атона, первым его порывом было убежать прочь. Желая предупредить это, Сменкхара быстро сделал шаг навстречу юноше и тихонько коснулся своими пальцами его руки.
Люди стояли вокруг плотной стеной, полуоткрыв рты и следя за происходящим, как за каким-то чудом.
– Как твое имя? – тихо спросил Сменкхара, но акустика храмового двора, спроектированного Майа, позволила услышать сказанное в самых отдаленных уголках.
Юноша посмотрел вниз, на обувь жреца, и ничего не ответил.
– Как тебя зовут? – чуть громче повторил свой вопрос Сменкхара.
В ответ молодой человек лукаво улыбнулся:
– Ты, почтеннейший, хочешь одарить меня новым именем? Но зачем?
– Чтобы ничто не тревожило твою память.
– Мне шестнадцать, – отвечал юноша. – И я еще не накопил воспоминаний, терзающих совесть.
– Кто ты? – вновь спросил Сменкхара. – Твои слова выдают ум. Ты знатен?
– О, почтеннейший! Я сын ремесленника из окрестностей этого города, – молодой человек перехватил удивленный взгляд жреца, с каким он осматривал его одежду, и пояснил. – Теперь я выгляжу богато. Но если бы не ты, почтеннейший, нанявший меня на работу год назад, я бы в жизни не смог так одеться.
Сменкхара промолчал. Он хотел вернуться к цели начатого разговора.
– Если ты строил Ахетатон, – осторожно начал он. – То должен поддерживать начинания фараона Египта. Назови свое имя.
Но юноша был упрям:
– Я не хочу его менять, я к нему достаточно привык.
– Ну хорошо, – сдался Сменкхара. – Я обещаю не давать тебе нового имени, но скажи, не содержит ли твое наименования презренного бога Амона?
– Нет, не содержит! – громко воскликнул молодой человек под общий смех собравшихся. – Я – Халосет.
– Я обещал тебе и не буду нарушить данное слово, – стараясь сохранять спокойствие, сказал Сменкхара. – Но ты должен знать, что другой бог, еще более жестокий и завистливый, чем Амон, поселился в тебе через твое имя.
– Спасибо тебе, почтеннейший, – Халосет смешно раскланялся, прижимая правую руку к сердцу. – Но я желаю остаться с прежним именем.
Новый шквал хохота обрушился на Сменкхару, но он, взяв себя в руки, степенно сказал юноше: