Угодный богу

– О, досточтимый Махрос! – воскликнул молодой человек, подходя к больному. – Наверное, ты знаешь о новом городе, в который переезжает весь двор, в том числе и я.

– Куда? – переспросил старик.

– В Ахетатон, так фараону было угодно назвать его.

– И ты пришел проститься?

– Нет, мастер, я хочу просить тебя поехать вместе со мной.

– Зачем?

– О, почтенный Махрос! Неужели тебе необходимы объяснения? Ты нужен нам!

– Кому?

– Мне нужен, досточтимый Махрос.

– В чем эта необходимость?

– В твоем опыте, я хочу учиться у старейшего скульптора двора.

– Я давно уже не придворный.

– Но, – Тотмий замялся. – Я знаю, что ты одинок и болен, и я хочу, чтобы ты не чувствовал себя брошенным.

– У тебя еще нет учеников? – осведомился старик.

– Нет, но сейчас это неважно.

– Ты хочешь научить своим премудростям меня?

– Нет, о, мастер! Я не смею!

– Юноша, – произнес старик. – Я открою тебе историю своей жизни. Может, она окажется в чем-то полезной тебе…

– Я готов слушать, почтеннейший, – Тотмий присел подле постели на полуразвалившуюся скамейку, а Махрос возвел глаза к потолку и начал:

– Когда я был молод, меня тоже посещали дерзкие замыслы. Я хотел перевернуть устои, бросить вызов жреческим канонам. Действительно! Какое отношение к моему искусству имеют жрецы? Кто лучше меня знает тонкости моего мастерства?.. Я спорил, дерзил… Это было еще в ту пору, когда на троне Египта сидел Мемноний III, отец нынешнего фараона. Я состоял при нем придворным ваятелем и надеялся, что мои опыты будут поддержаны и защищены владыкой. Но я ошибся. Фараон не позаботился о том, чтобы отвести от меня нападки жречества. Он не хотел борьбы, он слыл дипломатом. И служители богов напустились на меня, грозили карой… – он тяжело вздохнул. – Да, они умели убеждать! И они отбили у меня всю охоту к поиску. Безрассудный юнец, с тех пор я стал бояться всего, что могло бы угрожать моей жизни. Я дрожал и постоянно оглядывался на авторитеты. Это вошло в привычку. Вот почему я всякий раз распекал тебя, Тотмий. Я пытался внушить и твоему сердцу тот страх, что на протяжении долгих лет жил в моем теле.

– Поэтому ты ушел? – спросил Тотмий. – Ты не хотел учиться у меня?

– Нет, – старик подумал и продолжал. – Когда палка вырастает кривой, ее выпрямляют, долго отмачивая в воде. Но если кто-нибудь захочет вновь искривить ее, не отмачивая, памятуя, что такой она была когда-то, палка сломается…

– О мастер! Ты же не палка! Кто собирается ломать тебя?

– Я сам. Я решил отойти от ремесла, и мне это было нелегко.

– Но зачем?

– Когда-то я предал себя. Вот уже три с лишним года я не брал в руки инструменты ваятеля. А когда мне попалась на глаза одна из моих старых работ, я решил ее повторить и не смог! Я не смог… Тотмий! – голос старика дрогнул, из глаз по щекам покатились слезы. – Значит, я зря дожил до таких лет. Нет того человека, который боролся со жречеством тридцать лет назад! Я умер гораздо раньше, чем понял это. И не осталось ничего взамен. Ни настоящих учеников, ни стоящих работа, лишь те, которые так поразили тебя однажды – маленькие робкие попытки, до которых жречество не добралось и не уничтожило их.

– О, почтенный мастер! – удивленно воскликнул молодой человек. – Если я понял правильно, мне довелось учиться на скульптурах, созданных тобой?

– Да.

– Тогда я могу действительно считать себя учеником мастера Махроса.

– Это было бы несправедливо. Ты учился без моей помощи.

– Но я восхищен тобой, почтеннейший! Почему же ты раньше ничего не говорил? Я мог бы знать о твоем подвиге!

– Что ты говоришь, юноша? – старик с досадой отвернулся к стене. – Это самый постыдный период в моей жизни.

– Ты поедешь со мной.

– Куда мне ехать, если лодка моей жизни вскоре прибьется к берегам страны мертвых?

– Нет, ты просто болен.

– Увы, мой друг, – проговорил старик. – Когда художник бездействует, когда он видит, что не нужен никому, он оставляет привычные вещи и живых людей и, воссоединившись с Осирисом, уходит, чтобы обрести вечный покой. Так говорили древние. Не перебивай! Не учи меня, что Атон – единственный бог Египта. Когда-нибудь он закатится, подобно солнцу, ибо богов объявляют люди. Они так поступают, чтобы стать сильнее. Наш фараон умен и властен. Да пошлют ему боги удачу и долголетие! А теперь, Тотмий, ступай к своему повелителю. Не думай обо мне. Ты поступил честно, но ты должен идти дальше. Пусть тебе повезет больше, чем мне.

Тотмий медленно поднялся и повернулся, чтобы уйти.

– Подожди, – остановил его старик; тот повиновался. – Скажи, мальчик, кто учил тебя скульптуре?

– Ты, мастер.

– Нет, кто был до меня? Как имя того человека?

– Ну-от-хаби, – после паузы ответил Тотмий.

– Нуатхаба? – переспросил Махрос, пробуя имя на слух. – Он, вероятно, величайший ваятель!

– Нет, он ювелир.

– Кто?

– Мастер, создавший прекрасные браслеты для царицы Египта, – пояснил молодой человек.

– Видел, – прошептал старик. – Но я не могу понять, как мог ювелир научить скульптура ваянию. Значит, был еще кто-то до него. Кто?