Однако кромка океана здесь была еще не разбита — пляжей как таковых не сформировалось. Точнее, они были но слишком узкие, засыпанные крупным камнем под нависавшими обрывами. Когда в глубине суши мелькнула невысокая гора с белой полусферой на макушке, напомнившая мне радарные посты на Земле, я тут же развернул самолет туда. Рядом со строениями людей всегда, ну, или почти всегда, можно найти удобную площадку для посадки.
— Ань, ты знаешь, что это за белая хрень на горе?
Скелле покосилась на меня и немного замедленно ответила:
— Копия храма.
Я нахмурился, но времени на разглядывание Аны не было, я продолжал вести машину, приближаясь к приметному холму:
— Копия? Она работала? Ну, как храм?
— Нет. Это что-то вроде символа, памятника. Эти на западе ставили их везде, как символ связи с центральным храмом. Тот выглядел так же, но был намного больше.
— Как в Арракисе?
— Да. — Ана помолчала. — Они были одинаковы.
— Храмы?
Скелле кивнула и отвернулась. Я не стал давить на нее, но мне показалось, что за ее немногословием что-то крылось. Я и храм — тема, которую она обсуждала очень неохотно.
Лобовое стекло практически стало непригодным — если над океаном, где мы и так большую часть времени летели, что называется, «по приборам», это было не важно, то при ориентировании на местности, при любых маневрах оно больше мешало, чем помогало. В данный момент мне даже думать было страшно о возвращении назад на этом аппарате. Я и не думал.
Описав круг вокруг полусферы, я спокойно и уверенно — ветра практически не было, посадил самолет рядом с ней. Лыжи скрипнули на мелких камушках, покрывавших грунт вокруг древней часовни — как я назвал ее про себя. Отключив приводы, я на секунду замер, наслаждаясь тишиной и неподвижностью.
Ана, опережая меня, протиснулась к двери, откинула запоры и распахнула створки. Послышался хруст гальки, когда девушка спрыгнула вниз, я устремился следом.
Как же это хорошо — стоять на неподвижном грунте, наслаждаясь ласковым ветерком и шикарным видом на окружающие холмы с темнеющим вдалеке морем. Холмы, впрочем, немного покачивались — сказывался ночной шторм и непрерывная болтанка.
Я обернулся к возвышающейся позади полусфере. Вблизи было видно, что это голый очень светлый бетон и ничего более. Я обошел небольшое сооружение по кругу — ничего, никаких дверей, окон, намеков на какие-то проемы.
— Ань!
Для скелле полусфера не представляла никакого интереса. Забравшись до пояса в наш пепелац, она извлекала воду и съестное, собираясь соорудить ранний обед. Экскурсия явно не входила в ее планы.
— Ань! — позвал я уже более настойчиво.
— Чего тебе? — обернулась девушка.
— Ты очень красивая! — неожиданно выдал я, на время забыв о достопримечательностях.
— Ты за этим меня звал?
— Не. Слушай, почему у этой копии нет никаких дверей или люков на худой конец? — спросил я, приближаясь, чтобы помочь извлечь наши одеяла.
— Я же тебе сказала — это символ. Отсутствие дверей указывает на недоступность храма для посторонних. Да и нет там ничего. Проверяли уже, и не раз.
— У нас наоборот. Двери должны быть открыты всегда — ну, чтобы любой, кому это необходимо, мог войти. А для кошек даже специальные отдельные двери делали. — Забрав у девушки скатку из одеял, я затопал к полусфере. Почему-то мне казалось, что спать надо непременно под стеной — какое-то древнее чувство, что ли?
— По-моему, ты о кошках вспоминаешь чаще, чем о семье, — неожиданно высказалась скелле мне в спину.
— Если ты о той семье, которая осталась в прошлом и на далекой планете, то — да. Никто добровольно не станет бередить заживающую рану. А котики — это как воспоминание о любимой еде: ничего, кроме удовольствия.
Девушка замерла и показательно, издеваясь, спросила:
— Так ты ел кошек? Тогда понятно!
— Приди в себя, женщина! Я кошек никогда не ел — я их любил беспричинно! — Я немного подумал. — Нет, наверное, все же по причине — они жутко красивые, как вот ты, например.
— Во-первых, я не женщина! — Я вытаращил глаза. — Я скелле! — Девушка «замерзла» и стала походить на прекрасный монумент, затем «оттаяла», улыбнулась, чего я уже давно не видел. — Во-вторых, я не могу разделить твои чувства к этим животным. Я их видела пару раз всего, и то издали. Не сравнивай меня с существом, которого я даже не знаю.
— Ладно, ладно, прекрасная госпожа! Ваше ложе готово. Можете взгромождаться.
— Ты куда?
— Надо на лес посмотреть. Я такого никогда не видел.
— Обычное здесь чернолесье. Иди. Я поем и спать. — В голосе Аны вновь прорезалась усталость. Мне стало ее жалко, и несмотря на ее отталкивающую позу, я подошел и обнял ее. Метелки одуванчика как будто тронуло ветром, они вспорхнули и успокоились.
— Спасибо, — неожиданно сказала Ана. — Иди уже. А то леса не увидишь.