Угол покоя

3

Среди немногих дедушкиных бумаг, наряду с оттисками его статей в “Новостях ирригации” и “Трудах Американского общества инженеров-строителей”, имеется правительственный бюллетень о плотине Эрроурок – в момент завершения ее постройки самой высокой в мире. Помимо политиков, поставивших сооружение плотины себе в заслугу, там перечислены инженеры, которые ее строили. Оливера Уорда в этом списке нет, но есть Э. Дж. Уайли. Именно Уайли, в то время уже крупная фигура в мелиорации, послал бюллетень дедушке, написав на чистой странице: “Это твоя плотина, босс, что бы тут ни говорилось, – она самая, мы о ней толковали на речном берегу за двадцать лет до того, как появилось Бюро по мелиорации”.

Профессиональный оценщик задним числом, я знаю, что дедушка за счет личной инициативы, располагая финансами маленькой и едва сводящей концы с концами корпорации, пытался сделать то, что в итоге удалось только федеральному правительству с его громадными возможностями. Это не значит, что он был глуп или слеп. Он был – преждевременен. Его часы показывали время пионеров. Он встречал поезда, которым еще ехать и ехать, он ждал на перронах, которые еще не построены, у путей, которые, может быть, тут и не пролягут. Подобно многим другим пионерам Запада, он услышал, как бьют часы истории, и неверно подсчитал удары. Надежда всегда опережала факты, возможность затушевывала контуры реальности.

Когда, к примеру, они перебрались в лагерь в каньоне, то рассчитывали пробыть там лишь до конца лета. Они пробыли пять лет.

Само собой, я никогда не видел этот лагерь в каньоне Бойсе. Когда я подрос настолько, чтобы о нем узнать, над ним уже было триста футов воды. И хорошо. Заброшенный клочок земли в ущелье, где огород зарос сорняками, где забор повален, канавы засорены, окна выбиты, где от моста остались только колеблемые течением обрывки троса, где каждый торчащий гвоздь и каждый столб забора опутан шерстью проходящих овечьих отар, он выглядел бы воплощением провала и безнадеги.

Но, пока они там жили, это была небезнадежная борьба, это не было проигранное дело, и на время они получили там уголок Рая.

Рай был в три этажа. Верхний поднимался от кромки каньона по высоким полынным склонам к рощам осин и сосен, к горным лугам, к холодным озерам и речкам предгорий. Средний – округлая площадка в боковом ущелье, где тек ручеек и где стояли их постройки и был разбит огород. Нижний – берег реки.

Чуть пониже устья их бокового ущелья утесы стискивали реку, и подле одной из стен из воды выступала остроконечная скала Эрроурок – Скала стрел, – в расщелину которой индейцы якобы стреляли из луков, чтобы то ли задабривать, то ли устрашать духов. Каменные осыпи частично запрудили реку и выше по течению создали омут, ниже – быстрину. Если не считать периодов очень высокой воды, омут был тихим, его гравийный берег служил им передним двором. В этот природный водоем, предшественник куда более обширного, который они намеревались в итоге тут сотворить, во время весеннего паводка приносило спиленные стволы, а следом в остроносых лодках плыли лесозаготовители. Если им самим нужны были стойки для забора или брёвна, они могли отправиться в своей черной лодке под названием “Пастор”, загарпунить нужное киркой и вытащить на берег. В этом омуте они ловили себе завтрак, дети шлепали по краю и извлекали из‑под камней раков, молодые помощники плавали в ледяной воде, когда дамы еще не встали или уже легли. Пять лет их вечерние костры бросали красные отсветы на лавовые утесы, притрагивались тайной бренности к речному потоку, выхватывали из темноты треугольник палатки как знак человеческой целеустремленности. Даже при низкой воде от быстрины внизу беспрестанно шел ровный бормочущий шум.

На берегу, пока все были вместе, вечерами они совещались, пели, беседовали. Много планов зародилось у их костров, много надежд утекло по реке и прибыло сызнова по ней же. На время дедушка получил здесь все, чего искал на Западе, – свободу, деятельную жизнь под открытым небом, волнующую перспективу построить нечто значительное.

В старом бабушкином фотоальбоме с йеллоустоунским медведем на обложке есть снимок дедушки, его помощников и Кайзера-сына, приехавшего изучить на месте ирригационный проект, который рассматривала его семья. Они стоят на берегу, позади них, опустив головы, ждут верховые лошади и вьючная лошадь с грузом, на заднем плане кусочек реки и черная колонна Эрроурок. В самом низу, явно по прошествии времени, бабушка белыми чернилами, аккуратными печатными буквами – ничего похожего на ее обычную скоропись – вывела: “Так выглядела Надежда. Авг. 1883”.