Угол покоя

Я смотрел, как Уилли Старджелл подходит к “дому”, берет биту за толстый конец и выбивает тонкой рукояткой землю из шипов (в бейсболе, как в балете, полно традиционных телодвижений). Камера нацелилась на Перри, подающего без замаха ногой. Он наклонился, получил знак от кетчера, выпрямился, поднял руки над головой, опустил. Повернул голову, посмотрел на вторую базу. Правая рука в перчатке двинулась в сторону, длинная левая пошла за спину, и он бросил. Старджелл отбил мяч за ограждение внешнего поля правее центра, и телевизор взревел – звук был, словно наполняют ванну. Эд держался за нос, Эл Саттон зажал бородавку между губами, как будто собирался выплюнуть семечко. Я сидел, остро переживая присутствие бывшей жены, в полную силу воспринимая все – ее тело, ступни, колени, летнюю сумочку, лежащую у нее на коленях белым котенком, – и задаваясь вопросами, почему она здесь, как мне быть, куда деваться, и придавливая обеими руками культю, как подросток со стиснутыми зубами пытается укротить свой набухающий член, не в состоянии совладать с ощущениями, к которым он еще не готов.

Неожиданно Эд поднялся с кресла.

– День‑то не наш сегодня, проиграем. Я сухими соснами лучше займусь. Тебе их как – на дрова распилить?

Чудесный человек Эд Хокс. Уйму всего понимает без слов. Одним простым вопросом нейтрализовал излишнюю заботливость наших женщин, помог мне кое‑как совладать со своевольной культей и с нервозностью из‑за таблеток и дал возможность небрежно ответить:

– Да, конечно, зимой немало дров уйдет.

Он вышел, попрощавшись со мной одними бровями и вежливо кивнув Эллен. Она едва обратила внимание на его уход. Ее глаза были на мне, и поэтому я слегка отвернулся, сосредоточился на игре. Слышно было, как снаружи Эд перемещает дождеватель, а потом бежит со всех ног, чтобы не попасть под его подвижную струю. Через пару минут зафырчал его пикап, и он уехал.

Я переменил положение, потому что боль поднималась по кости от перепиленного места и ввинчивалась в бедренный сустав, и, повернувшись, увидел, что Эллен все еще смотрит на меня, как красотка по имени Лу[167], как леопард на дереве, как ружье, висящее на стене.

– Ты, значит, тут зимовать намерен, – сказала она.

– Конечно.

– Мне казалось, с этим есть некая…

– Сложность? – спросил я. – Никаких сложностей не вижу.

Ведь мне, в отличие от тебя, безразлично мнение Родмана и этого врачишки. И не скашивай глаза на увечные лапы Ады, не прислушивайся к ее сиплому дыханию. Она сильна как лошадь, она куда дольше протянет, чем я.

Мое внимание сместилось. Я увидел, что мои приверженцы и защитники поднялись на ноги, все скопом – Шелли решительно и пружинисто, Эл проворно следом, чтобы не сидеть при стоящей даме, Ада медленно и со стоном, просовывая шишковатые ступни в давно принявшие их форму ворсистые шлепанцы. Она неприязненно посмотрела на Эллен Уорд.

– Посуда‑то ведь сама себя не вымоет, – сказала она. – Шелли, пособишь?

– Я подумала, я лучше письмами пойду займусь.

– Какими еще письмами? – сказал я. – Какая еще посуда? Садитесь обе, не надо. Суббота же. Не уходите.

– У меня письма из Грасс-Вэлли не разобраны за пятнадцать лет, а времени не так много, – сказала Шелли.

– Не так много времени перед чем? – спросил я.

– Учеба через десять дней начинается.

– А я думал, вы…

Улыбаясь, она предупреждающе нахмурила брови: не при маме. Я заткнулся, но она разозлила меня – зачем было упоминать о расставании? Весь наш разговор должен подчеркивать безопасность и уют привычного хода вещей.

– То, что было в Грасс-Вэлли, в голову не берите, – сказал я. – Это уже не важно. Все это – после.

– После чего?

– После всех событий, – сказал я раздраженно. – После всего, что было мне интересно.

– Ведь они, кажется, поселили тут множество людей после пожара и землетрясения в Сан-Франциско? Я только бросила взгляд на эти письма, там, по‑моему, есть кое‑что об этом.

– Да, – сказал я. – Какая разница? Сядьте, сядьте. Посмотрите игру.

Но ей, наглой девке, было плевать на мое отчаянное положение. Поглядела на меня, наклонив голову набок, и сказала, что если работать сегодня не надо, то она, пожалуй, пойдет домой мыть голову. Смуглоногая в своих шортах, выпукло наполняющая трикотажную водолазку, она улыбнулась Эллен, пробормотала “до свидания” и ушла.

Ада уже подняла пивной контейнер и прижала к животу. Ее руки неловко надавили на крышку, и она откинулась. Ада закрыла ее обратно. Ее пальцы скользили по пенопласту, скребли его, последние фаланги были вывернуты под мучительными углами. Своды ее перегруженных стоп просели лодыжками внутрь, шлепанцы с дырками, дающими пространство распухшим суставам больших пальцев, волоклись по полу, как покалеченные зверьки. Ничто из этого не укрылось от глаз Эллен Уорд.

Кряхтя, Ада преодолела порог и вошла с веранды в дом. Эла Саттона она тем самым оставила одного со мной и Эллен, и ему не терпелось смыться, как я ни упрашивал его остаться, глотнуть еще пивка и поболеть за “Джайентс”, помочь им набрать очки.