Угол покоя

– Благодарю вас, – яростно сказала Сюзан. – Я подумаю.

Она стала смотреть на чей‑то двор, где молодые люди играли в крокет – в новую игру, быстро набиравшую популярность. Явно решили опробовать рождественский подарок. Вдоль одной стороны лужайки, по которой они катали полосатые шары, цвели кустовые розы, на другой росла небольшая сосна, сейчас она была увешана бумажными цепями и угощением для птиц – бусами из клюквы и воздушной кукурузы. Головная боль просверливала Сюзан от виска до виска. Худшее Рождество в ее жизни. Ужин среди чужих людей – она, Олли и Мэриан почти как бедные родственники за шумным столом, в обществе трех развязных дочек миссис Эллиот, и без Оливера, его в последнюю минуту задержала какая‑то работа, от которой он не счел возможным отказаться. Она весь день вспоминала, как праздновали Рождество в Милтоне и как в Нью-Йорке вся неделя между Рождеством и Новым годом проходила в приемах и вечеринках. Думала, что почти ровно десять лет исполнилось с того дня, как она впервые увидела Оливера, сидевшего на жестком золоченом стуле под неусыпным взором миссис Бич и слушавшего разглагольствования своего знаменитого и неприятного двоюродного брата.

– Не надо на меня сердиться, – прозвучал рядом с ней гнусавый новоанглийский голос. – Ваша тетя Сара была моей доброй подругой. Я чувствую себя обязанной о вас заботиться.

– Я не сержусь.

– Да ладно. Вы в ярости. Но я права, я более чем уверена. Ваш муж терпеть не может проталкивать свой цемент. Сделать его, решить эту задачу – вот ему что было интересно. Его талант – руками создавать всякое нужное.

– Я ценю его, полагаю, почти так же высоко, как вы.

– Сомневаюсь, – сказала миссис Эллиот, нисколько не поколебленная. – Людей такого склада вы не приучены понимать.

Лошадь задрала хвост и вывалила кучку на валек упряжки, и на жаркую, неподобающую леди секунду Сюзан охватило чувство, что другого ответа миссис Эллиот не заслуживает.

На ее руку легла пятнистая ладонь.

– Раз уж я вас разозлила, дайте доскажу, что я думаю, хуже не будет. – Сюзан слегка повела плечами, глядя прямо перед собой. – Вы художница, и вы леди, – сказала миссис Эллиот. – Иной раз мне кажется, что в вас, может быть, чуть‑чуть многовато и того и другого, но у меня, знаете, чудные мнения бывают. И не в том дело, что я вам не симпатизирую. Я очень вам симпатизирую, хоть вам прямо сейчас в это и не верится. Что меня беспокоит – это что Оливер ставит вас над собой, считает существом высшего порядка. Он думает, то, что вы делаете, важней того, что делает он. Я не принижаю ваших особых качеств. Вы оба люди особенные. Но мне будет жаль, если вы будете лелеять свои понятия о том, что есть грязь, а что культура, и этим отвадите мужа от того, в чем состоит его особенность. Следите за моей мыслью?

На мгновение Сюзан метнула взгляд в сторону угловатого, коричневого, морщинистого лица с длинным подбородком, лица, на котором под невообразимой головной повязкой и густыми бровями голубели глаза.

– Кажется, слежу, – сказала она. – Но не могу сказать, что понимаю вас. То вы говорите о женском рабстве, то так рассуждаете, как сейчас. Я не против того, что вы не мою, а его сторону занимаете, хоть я и не знаю, верно ли вы определяете его сторону. Я иногда и сама на его стороне против себя. Но хочу, чтобы вы знали, миссис Эллиот: я не считаю наш брак рабством ни для кого из нас. Мы решаем все сообща. Вы думаете, он рабски делает в Сан-Франциско то, что ему не по душе, чтобы нам тут было удобно, но, к вашему сведению, я тоже тружусь. Наш пансион мы оплачиваем моими деньгами.

– Вы не шутите? – сказала миссис Эллиот. – Тогда дело хуже обстоит, чем я думала.

5