Уголек

— Возможно, но если ты не станешь рабом Акаригуа, то считай себя покойником.

— Ах вот как? И кто же меня убьет, ты своей магией?

Акаригуа, колдунья, что всё видит, всё слышит и всё может, покачала головой и снова плюнула под ноги Сьенфуэгосу зеленой слюной. Потом слегка кивнула головой в сторону леса.

— Они.

Сьенфуэгос обернулся, и хотя он уже знал сельву как свои пять пальцев, с трудом различил в чаще серые и почти невидимые фигуры, неподвижные, как деревья, тени теней во вселенной теней.

— Мотилоны?

— А кто ж еще? Это их территория.

Сьенфуэгос снова осознал, что бесполезно бежать или обороняться, и что это омерзительное существо, возможно, самое уродливое из существующих на земле, осталось его единственной надеждой сохранить жизнь, хотя и бессмысленную, и внутри у него настолько всё восстало при этой мысли, что он уже собрался броситься прямо в лапы смерти.

Однако в последний момент им овладел необъяснимый инстинкт самосохранения, и Сьенфуэгос возненавидел самого себя, когда спросил:

— Ты можешь меня спасти?

— Если станешь рабом Акаригуа.

— И что мне придется делать?

— Быть рабом Акаригуа, — только и ответила старуха.

— И что это значит?

— Во всем мне подчиняться, — улыбнулась она, обнажив зеленоватые десны. — Не бойся. Акаригуа слишком стара, чтобы думать о детях. Тебе просто придется ее носить.

— Носить тебя? — удивился канарец. — Забросить на плечо и носить?

— Или на спину... — снова улыбнулась старуха. — Ноги с трудом удерживают Акаригуа, а она не хочет всю оставшуюся жизнь просидеть на одном месте, — произнесла она уже другим тоном, почти ласковым. — Ты ее даже не заметишь, — добавила она. — Акаригуа весит так мало, а ты такой сильный.

Канарец махнул рукой в сторону чащи.

— А они? — поинтересовался он.

— Они боятся Акаригуа, потому что она может их проклясть, и тогда они умрут мучительной смертью.

— Это всего лишь суеверия.

— Это знаю я и знаешь ты, — заявила мерзкая старуха. — Но не они.

— Вот старая ведьма!

— А что еще мне остается, в мои-то года, да еще когда все отвергли? Так ты согласен?

— А у меня есть другой выбор?

— Никакого... — старуха поманила его скрюченными пальцами. — Подойди! — приказала она. — Посади меня на спину, и идем отсюда, пока они не решили превратить тебя в маримбу.

— Во что?

— В маримбу. Череп подвесят у выхода с моста, а кости свяжут вместе и будут колотить по ним палочками. Звучит чудесно.

— Вот же мать их за ногу!

— Меня?

— Что-что?

— Многие из них — сыновья Акаригуа.

Сьенфуэгос посадил ее за спину, борясь с отвращением, когда ощутил шершавую и грубую, как у ящерицы, кожу, и с сожалением зашагал в противоположном от мотилонов направлении.

К счастью, гнусная тысячелетняя древность весила меньше, чем котомка, но канарец ощущал на своей шее ее когти, чуял обезьянью вонь и слышал у самого уха нескончаемое шамканье зловонного рта, от этого начинались рвотные позывы, так что пришлось собрать всю волю, чтобы не сбросить старуху и не пуститься бежать без оглядки, надеясь на божью помощь и быстрые ноги.

Увы, он прекрасно понимал, что ноги находятся не в лучшем состоянии, а Бог, судя по всему, пока не прибыл в Индии, и потому Сьенфуэгос ограничился тем, что сквозь зубы проклинал свою злосчастную судьбу и как мог продвигался по густым зарослям со вцепившейся в спину, как гигантский клещ, мерзкой старухой.

«Люди пепла» последовали за ним.

Он не мог их ни видеть, не слышать, не знал, где именно они находятся, но при этом не сомневался, что они совсем рядом, стоит лишь протянуть руку, чтобы дотронуться до одного из них.

— Вот дерьмо! — выругался Сьенфуэгос.

— Не говори на своем языке! — тут же возмутилась его хозяйка. — Ты мой раб, и Акаригуа желает знать, о чем ты говоришь.

— Я сказал «дерьмо», — объяснил Сьенфуэгос на ее языке. — Рабам что, уже и выругаться нельзя?

— Акаригуа не обращалась с тобой плохо.

— Только попробуй, шею сверну.

Старуха помахала в воздухе рукой с длинными черными ногтями и пискнула:

— Видишь это? Темная полоса под ногтями — это кураре, и если я тебя поцарапаю, ты умрешь через три шага.

— Кураре аука?

— Настоящее кураре аука, — признала она с раздражающим смехом. — А как, по-твоему, Акаригуа смогла прожить столько времени? Ее ногти — ее оружие...

17

Америго Веспуччи, галантный и услужливый секретарь, пахнущий жасмином и потом, после первого вечернего разговора во дворике старинного особняка в Триане стал неизменным спутником Алонсо де Охеды и мастера Хуана де ла Косы в их кутежах и пирушках. Те пока были вынуждены оставаться в Севилье, дожидаясь, когда епископ Фонсека вытребует у короля с королевой необходимое снаряжение, а банкир Берарди договорится кое с кем из своих партнеров, чтобы вскладчину финансировать новую экспедицию, поскольку он не решался в одиночку браться за столь дорогостоящее предприятие.