Уголек

Тем временем капитан из Сантоньи занялся поиском кораблей, а Охеда — отбором людей. Это было не слишком сложно, потому что шатающиеся по городу моряки, солдаты удачи, потрепанные кабальеро и беглецы от правосудия с радостью готовы были пойти на службу к самому известному и почитаемому капитану, в особенности когда узнали, что он больше не подчиняется тирану вице-королю, который не отличался щедростью.

После того как семь лет назад пала Гранада и военные действия на полуострове полностью прекратились, огромное число профессиональных вояк осталось не у дел; иные вынуждены были сменить копье и шпагу на серп и плуг, однако многие кастильские идальго, сколь бы нищими они ни были, по-прежнему считали, что благороднее и достойнее голодать и при этом бездельничать, нежели работать.

Мысль о том, чтобы отправиться в Новый Свет, обещающий столько чудес, да еще под командованием того, кто с горсткой солдат проник в лагерь свирепого вождя Каноабо и захватил его перед изумленными взглядами пяти тысяч воинов, воодушевила большинство этих страстных мечтателей, они уже видели себя на гарцующих боевых конях, которых когда-то пришлось продать, как они бросаются на дикарей так же храбро, как прежде бросались на мавров-захватчиков.

Хотя для большинства людей война — настоящий ад, некоторые вспоминали о ней с ностальгией, а для иных она стала настоящим наркотиком; эти последние обосновались в «Красной птице» — огромном постоялом дворе на берегу Гвадалквивира, где остановились Охеда и Хуан де ла Коса, превратив его в место кутежей и пирушек, своего рода картежный притон, где все разговоры велись исключительно о сражениях, кораблях и женщинах.

Только о вине здесь никто не говорил: здесь его пили.

А захмелев, часами распевали старинный романс, так любимый всеми моряками, когда-либо бороздившими океан:

О, Тринидад, предо мною расстилается синее море,

И то же синее море смыкается за кормою.

Плыву я с попутным ветром,

Что ласково дует в спину...

Транжира Охеда без счета тратил то золото, что привез с Эспаньолы, утоляя голод и жажду всей развеселой компании искателей приключений, поскольку рассчитывал, что найдет среди них своих спутников, понимая, что в предстоящих приключениях самые большие трудности заключаются не в свирепости врагов или препятствиях, чинимых на пути природой, а в том, как управлять этими людьми.

В Севилье, за столом, по которому рекой лилось вино, болтать о будущих подвигах и клясться в преданности просто, но когда настанет время столкнуться с тучами москитов, удушающей жарой, скудной пищей, тухлой водой, отсутствием женщин и атаками дикарей, все станет по-другому. Хотя для человека, привыкшего командовать солдатами, это было вполне в порядке вещей, и потому большую часть времени он изучал окружающих и взвешивал, от кого из них действительно будет толк, когда дойдет до дела.

Он знал по опыту, что из самых дисциплинированных не всегда получаются лучшие солдаты, из самых ответственных — те, кому можно довериться, из самых воинственных — лучшие борцы, как и из самых нерешительных не всегда получаются трусы.

Охеда и Хуан де ла Коса проводили в «Красной птице» многие часы, и в результате старый постоялый двор превратился в традиционное место сбора конкистадоров, которые на протяжении половины следующего столетия отправлялись в Новый Свет. Впрочем, как и таверна «Четыре ветра» в Санто-Доминго, где люди вроде Бальбоа, Кортеса, Альварадо, Кабесы де Вака, Орельяны и Писарро топили в вине свои мечты о величии, хотя пока и вообразить не могли, что кровью, своей и чужой, впишут в историю несколько самых грандиозных и чудовищных страниц.

Оттуда они уезжали и туда возвращались, чтобы поведать грядущим поколениям о своих подвигах, и миллионы лживых слов то и дело отскакивали от толстых стен, словно специально воздвигнутых для того, чтобы люди могли вдоволь пофантазировать.

Именно в этом месте Охеда познакомился с девицей по прозвищу Светлячок, с которой начал забывать о любви к принцессе Анакаоне. В объятиях этой красотки он и пребывал в тот знаменательный вечер, когда вдруг поднял глаза и увидел прямо перед собой разъяренную физиономию какого-то кабальеро, тут же набросившегося на него с упреками:

— Припоминаете меня, сеньор?

Охеда покопался в памяти, пытаясь припомнить черты лица, скрывающиеся под густой темной бородой, и они показались знакомыми.

— А должен? — в конце концов осведомился он.

— Боюсь, что да.

— И откуда же?

— По Изабелле. Там вы поглумились надо мной, заставив поверить, будто обнаружили фантастический источник вечной молодости.

Охеда недоверчиво оглядел собеседника и повернулся к друзьям, словно желая поделиться с ними своим недоумением по поводу этого нелепого заявления.

— Источник вечной молодости? — повторил он, будто не мог поверить, что кому-то может взбрести подобное в голову. — Что за бред? На такую чушь не купится даже полный тупица. Вы уверены, что я вам об этом говорил?

— Да.