Уильям Шекспир. Человек на фоне культуры и литературы

В своих ранних комедиях Шекспир не осуждал женщин «с характером» – напротив, он отдавал им предпочтение в качестве главных героинь. Катарине как персонажу просто не слишком повезло: Шекспир, по недостатку опыта или в спешке, гонясь за быстрым результатом, написал ее портрет по готовым канонам, взятым из средневековых моралите, дидактических новелл и проповедей про сварливых жен, а также пьес предшественников[148]. При этом черты, присущие многим женским образам у Шекспира – наличие внутреннего «стержня», решимость, – намечены и в характере Катарины, потому что они составляли неотъемлемую часть творческой манеры драматурга, его «фирменного» метода создания женских портретов. В итоге образ Катарины получился слишком сложным для комедии (особенно фарсовой), что делает судьбу героини, вынужденной выйти замуж за тирана и садиста, не столько поучительной или тем более забавной, сколько драматичной[149]. Впрочем, зрители едва ли так считали: пьеса вполне соответствовала духу женоненавистничества, царившего как на сцене, так и в обществе в этот период.

Елизаветинцы болезненно реагировали на отклонения женской натуры от предписанных ей канонов поведения; слишком явное нарушение запретов и ограничений достаточно сурово наказывалось. Так, в Англии со времен Средневековья проявление излишней сварливости и склочности считалось формой нарушения общественного порядка и требовало вмешательства властей: любительниц публичных перебранок ожидали колодки особой формы (scold’s bridle) или «позорный стул» (cricking stool), который мог превращаться из инструмента унижения в орудие физического наказания (ducking stool). Последний позволял не только пристыдить нарушительницу, выставив ее для всеобщего осмеяния, но и «привести в чувство», окунув в воду на непродолжительное время. В аллегорической поэме средневекового автора Уильяма Ленглэнда «Видение Петра-Пахаря» (1378) позорный стул упоминается как инструмент сугубо женского наказания.

Эти виды «укрощения» использовались и во времена Шекспира. Анонимная баллада, написанная около 1630 года (The Cucking of a Scold), с нескрываемым удовлетворением расписывает процесс применения позорного стула для наказания некой несдержанной на язык особы, перемежая технические детали торжествующими репликами в духе «как она того и заслуживала» (скандалистку в балладе окунали в воду не меньше двадцати раз, прежде чем она перестала браниться). Фраза «она этого заслуживала» так точно передает отношение елизаветинцев к наказанию и «укрощению» непокорных, строптивых женщин, что отсутствие пьесы или хотя бы памфлета с таким названием кажется некоторым упущением со стороны современников Шекспира. В большинстве своем они разделяли идею о том, что женщина нуждается в нравственном руководстве и социальном контроле, поэтому немало елизаветинских пьес построено на мотиве «урока женам», и далеко не все они относятся к комическому жанру. К примеру, драма Томаса Хейвуда «Женщина, убитая добротой» (1603) рассказывает историю неверной жены, которой супруг «великодушно» прощает ее провинность и позволяет ей самой избрать себе наказание. Истерзанная муками совести женщина отказывается от еды и умирает от голода[150].

Елизаветинцы усматривали между хорошим аппетитом и сладострастием у женщин отчетливую связь, так что ограничение или отказ в еде был одним из пунктов «укрощения» особ, обвиняемых в уклонении от подобающего их полу поведения (целомудренного и смиренного). Петруччо тоже пользуется этим методом, чтобы подчинить себе страстную и неукротимую натуру Катарины. Другие его методы не менее жестоки (хотя публика того времени едва ли находила их таковыми): лишение отдыха, сна, угроза физического насилия, публичное унижение и т. д. Результат не заставляет себя ждать: из колоритной, острой на язык, запоминающейся женщины Катарина превращается в марионетку, безвольную и безжизненную куклу, послушную воле «господина». Кульминация этой метаморфозы – затянутый и нудный монолог «укрощенной» строптивицы на тройном брачном пиру, куда она силой притаскивает свою сестру и жену Гортензио. Риторика этой речи созвучна церковным проповедям и средневековым назидательным трактатам и выражает патриархальные воззрения на мужские и женские роли в обществе и в мире: